Старухи крестились, шепотом добавляя:

– La rana está fuera del pozo. Лягушка выпрыгнула из колодца.

И открыли бутылку вина, которую их бабки отложили много лет назад.

Персонал заведения Сантаны не беспокоил Сюзи, пока та доканчивала маргариту.

Они не боялись. Просто хотели посмотреть, осилит ли она бадейку.

У нее получилось. Но потом она уснула прямо за столом, и, перед тем как закрыться, кому-то предстояло разбудить ее. Они вызвали самого Сантану.

– Señora? – позвал он, легонько тронув ее за плечо.

– Майло? – пробормотала она, поднимая голову. Потом: – О, привет. Извини.

Пошатнувшись, она встала на ноги. И тут заметила нечто, вызвавшее тревогу. Она словно… истощилась. Как густой суп, который развели водой. И если бы подняла руку к потолочным светильникам, то, несомненно, увидела бы, что становится прозрачной.

– Проклятье, – сказала она Сантане. – Начинаю увядать.

– Si, – ответил тот. – Losiento. Лягушка в колодце.

– Что верно, то верно, – согласилась она, вывалилась за дверь и обернулась вечерним бризом. Тихим, изменчивым ветерком, что стенает и кружит всю ночь по парку, как потерянный.

Майло прожил много жизней, в которых был отмечен определенным талантом.

Иногда талант вырабатывался практикой и изнурительным трудом, в других случаях был скорее подарком на день рождения. Так или иначе, особый дар всегда упрощал жизнь. Все равно что идти в бой с волшебным мечом.

Он был скаковым жеребцом по кличке «Через Море», с легкими локомотива и громовыми подковами, не терпящим, если другие лошади его не замечали.

Он, точнее она – Майлони Оксиджен Темплтон обеспечивала логистику межгалактических грузовых перевозок – сложней работы не придумаешь. Нужно держать в уме курсы всех кораблей для координирования точек квантового коллапса. Она могла представить гиперпространство, как прочие представляют пластинку жевательной резинки.

В древней Индии он был заклинателем змей. Первое время простым заклинателем, пока однажды змея его не укусила. Он пошел домой, лег и стал ждать смерти, но выжил. Оказалось, у него иммунитет к любым ядам. Он сделался свами, святым, и люди приходили смотреть, как он пьет ужасные яды, получает укусы и не умирает. Напутствуя странников молитвой, он получал за это плату.

Но однажды изо рта, глаз и всех его пор брызнула черная жидкость, и он упал замертво. Что поделать – эффект накапливания.

В одной своей жизни он, что называется, «ладил с животными». Так что в век генетически модифицированной говядины стал знатным ковбоем. Скакал на лошади без поводьев, справляясь коленями, и растил стада вскормленной кукурузой скотины под фальшивым ярко-синим небом.

– Пошли! – кричал он, или: – Хо! – И лошади сворачивали, куда он хотел, потому что любили его. Завидев его, коровы мычали, как сирена на маяке. На свой лад они тоже его любили, с грустной обреченностью.

Он был Моной Риветте, развитой не по годам дочерью физика волновых форм, которой не посчастливилось стать одной из последних жертв ужасного исчезающего недуга. К девяти годам она фактически была парализована. Физическое состояние и страх быть запертой внутри собственного тела стали причиной невероятной одаренности.

Она попросила отца разрешить пользоваться его суперкомпьютером, и он исполнил просьбу. Время от времени она просила предоставлять кое-какие материалы или моделировать некоторые процессы, и он никогда ей не отказывал.

На свой одиннадцатый день рождения она удивила семью и Галактическое Патентное Бюро 45-го Округа изобретением под названием «фишка». Это был парящий за плечом владельца коммуникатор, способный обращаться к людям, вести подсчеты, записывать картинки и звуки, проецировать, измерять лазерным лучом и так далее. В общем, универсальный помощник.

«Фишка» быстро стал популярным, ведь он выполнял скучную работу, тратить время на которую для большинства было обременительно. Модели подороже могли даже приносить вещи. Еще он нравился потому, что всегда парил рядом, летал рядом и даже плавал, если владельцу вздумалось поплавать.

– Офигеть, – сказал физик, когда дочь продемонстрировала свое изобретение. И занялся оформлением надлежащих патентов, которые помогли бы дочери обогатиться.

Два года Мона жила в передвижном кресле под неусыпным попечением своего детища. «Фишка» давал ей возможность общаться и записывать мысли, и даже изобрести пару-тройку других устройств, пока не наступил день его последней услуги, и, сказав «прощай», он грустно реял над ее могилой.

В отдельных своих жизнях Майло развил таланты до такой степени, что их смело можно было называть сверхспособностями. Как в средневековом Китае, где он был мастером кунг-фу по имени Мо Пи. Однажды он в одиночку отправился в лагерь монгольского войска и кротко попросил их повернуть домой. Когда захватчики рассмеялись, Мо Пи топнул ногой, поклонился и вернулся в свою деревню. Через три дня в окрестных горах случилось землетрясение. Едва толчки прекратились, монголы повернули назад.

Нередко великие таланты требуют величайшей скрытности.

За Железным Занавесом косовар Милошевич был известен как знаменитый башмачник. Он шил недорогую прочную обувь, был женат на чумазой женщине и растил чумазых детей, питаясь в основном капустой и никому не досаждая. Так, по крайней мере, казалось.

Почти никто не знал, что время от времени Милошевич делал бомбы. Свои бомбы он закладывал под автомобили тайной полиции или в урну рядом с неприметным госучреждением на окраине города. И еще на дорогу, где проезжали патрули Красной Армии. С виду бомбы походили на старые башмаки, и обнаружить их вовремя было непросто.

Позднее, когда он состарился, а Железный Занавес рухнул, никто, даже близкие, не поверили рассказам о его былых заслугах.

Иногда успех приходил ненароком. Много столетий назад Майло владел пивоварней и делал превосходное пиво. Единственным его соперником был старый Джеффри Морган, еще с рождения Майло ежегодно забиравший главный приз Бристольской ярмарки.

У старины Джефа была красавица дочь по имени Игрэйн, и когда той исполнилось шестнадцать, Майло попросил ее руки.

– Нет! – рявкнул Джеффри Морган. – Руку Игрэйн получишь, когда твоя бурда получит на ярмарке главный приз!

С тем Майло и вернулся домой, где принялся варить пиво, когда неподалеку разразилась битва между королевским войском и сторонниками Герцога Солсбери. Битва перетекла в город, и вышло так, что убитый свалился в открытый чан, а если тело можно извлечь, то уж кровь от пива не отделить никак.

В тот год Майло привез на ярмарку темное горькое пиво, вмиг ставшее популярным благодаря необычному вкусу. Он выиграл главный приз, заполучил Игрэйн и вернулся к вольготной жизни, производя пиво и детей. С каждым годом его слава росла благодаря таинственному темному пиву. И с каждым приездом на ярмарку Майло и его хозяйка выглядели все более бледными, а кисти их рук были перебинтованы (правда, щепетильные горожане никогда не обращали на это внимания). Но всеми было замечено, как привязаны были они друг к другу и ни в чем не знали отказа от своей половины.