— Я никогда не заблуждался относительно отношения Андропова ко мне, — продолжил разговор Рашидов. — Но особенно эти отношения испортились после того, как я однажды высказал свое негативное мнение относительно присутствия наших войск в Афганистане. Андропов, видимо, этого не забыл. Однако с недавних пор он и сам, наконец, осознал, что совершил тогда, в семьдесят девятом году, ошибку. А ведь если бы он посоветовался с нами, главами мусульманских республик, то этой ошибки можно было избежать. Но лично я, будучи кандидатом в члены Политбюро, узнал о решении ввести наши войска в Афганистан постфактум — мне прислали в Ташкент уже готовое решение узкого собрания членов Политбюро. Но это же абсурд — принимать столь эпохальное решение по мусульманской стране без совета с нами, мусульманами! Да и ученых-афганистов, насколько я знаю, Андропов не услышал. Как мне поведали недавно, единственный из советских ученых, с кем советовались, был заведующий отделом Института Востоковедения Ганковский, который после некоторых колебаний под давлением другого ученого — Ульяновского — поддержал решение о вводе войск. Так же опрометчиво в свое время поступили англичане и всем известно, чем это в итоге закончилось. Неужели история нас ничему не учит?

— Просто в вас, Шараф-ака, говорит бывший учитель, — улыбнулся на эти слова Александр, имея в виду тот факт, что до войны Рашидов преподавал историю в одной из самаркандских школ. — А в нашем Политбюро историков отродясь не водилось — сплошь одни партработники, военные, на худой конец юристы. А людей, которые знают и понимают ислам, там тоже давно уже нет. Говорят, недавно Андропов попросил принести ему Коран в русском переводе. Прочитав в нем несколько страниц, он бросил эту затею, заявив, что ни черта не понимает, что там написано. Но началось-то это отнюдь не сегодня. К мнению мусульман в Политбюро перестали прислушиваться еще два десятка лет назад. Помните, вы мне когда-то рассказывали историю о том, как на двадцать втором съезде партии в шестьдесят первом году узбекская делегация выступила резко против выноса тела Сталина из Мавзолея, и что по этому поводу сказал Анастас Микоян. Если мне не изменяет память, дословно он сказал следующее: «Вы нам здесь свои мусульманские порядки не насаждайте!». Как будто у армян на этот счет существуют иные порядки. Просто Микоян с какого-то момента перестал ощущать в себе голос крови. Собственно, именно поэтому он и продержался в составе Политбюро больше всех — более тридцати лет. А вас по этой же причине более двадцати лет в это самое Политбюро не пускают.

— И теперь, судя по всему, уже и не пустят, — произнеся это, Рашидов грустно улыбнулся. — Да и аллах с ним, с этим Политбюро! Я хочу понять, какие планы вынашивает Андропов, готовя мою отставку и чистки в нашей республике? У тебя есть какая-то информация на этот счет?

— Судя по всему, здесь многое намешано — в том числе и личное, — после небольшой паузы ответил Александр. — Андропов никогда не простит вам той беседы с Брежневым в марте восемьдесят второго в Ташкенте.

— Ты думаешь, он знает ее подробности? — удивился Рашидов.

— Вряд ли, но суть ее ему хорошо известна. И он не хочет, чтобы подобная ситуация с вами возникла снова — ни для него, ни для его преемников, которых он наверняка готовит. То есть, вляпавшись однажды в Афганистане, он теперь рискует повторить эту же ошибку, но теперь уже в Узбекистане. Однако и выбора у него, судя по всему, нет. Ведь дело идет к трансформации нашей политической системы. Андропов не зря многие десятилетия имел дело с внешней разведкой — сначала по линии Международного отдела, потом в КГБ. За эти годы к нему стекалась информация со всего мира, плюс донесения нашей контрразведки о внутренней ситуации в стране. Замечу: правдивая информация, а не пропагандистская туфта.

— Но он же вчера на Пленуме заявил, что мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, — напомнил Рашидов собеседнику слова Андропова.

— Это он притворяется, — и по губам Александра пробежала едва уловимая усмешка. — На самом деле именно люди из разведки, а я многих из них хорошо знаю лично, давно определились с тем, что у нас за система построена. В Институте социологии целый закрытый сектор создали в шестьдесят седьмом году, где работают офицеры КГБ — изучают наши систему изнутри. И все свои выводы направляют лично Андропову. Так что ему ли не знать, что за систему мы построили? Поэтому планы у него реформаторские, другое дело, в какую степь заведут нас эти реформы.

— И в какую же, по твоему мнению?

— Понимаете, Шараф-ака, мне один мой коллега с Лубянки однажды по секрету сообщил про одну фразу, которую он лично слышал от Андропова на узком совещании в КГБ. Так вот, он заявил, что «мы проиграли экономическое соревнование капиталистическому способу производства». Понимаете, проиграли! И теперь, став генсеком, Андропов заставит нашу систему либо отступать перед Западом, либо капитулировать.

— По мне, лучше бы отступать, — заметил Рашидов.

— По мне, тоже, но не все зависит от Андропова, — продолжил свою речь Александр. — В недрах нашей системы вырос монстр — теневая экономика. Победить ее нельзя, поскольку она проникла во все поры нашей системы, включая и заоблачные верхи. Началось это еще во времена Хрущева, а теперь достигло своего апогея. Таким образом, закончился цикл коммунитарного развития — эпоха коммуны — и начался поворот в сторону частного, или либерального предпринимательства. И у этого процесса есть объективные причины. Первое — это смещение огромного количества людей из сельской местности в города, которое несет в себе и изменение психологии этих людей в сторону потребительства. Во-вторых, значительная часть нашей красной буржуазии хочет конвертировать свою власть в обладание фантастическими богатствами нашей страны — ее недрами. И большим подспорьем им в этом служит поддержка мировой финансовой элиты, с которой тот же Андропов давно установил связи, будучи прилежным учеником коминтерновца Отто Куусинена. В этих условиях у него есть только один путь — легализовать теневой капитал путем перехода к многоукладной экономике. Таковы запросы части нашей элиты и мировых финансовых кругов.

— Может быть, ты, Александр, сгущаешь краски? — в голосе Рашидова сквозило явное сомнение. — Я, конечно, человек не наивный и прекрасно вижу недостатки нашей системы, но то, что я услышал сейчас от тебя…

Прежде чем ответить Рашидову, Александр всем телом подался вперед и посмотрел в глаза собеседнику:

— Шараф-ака, вот в эти самые минуты, когда мы с вами здесь беседуем, на загородной даче под Москвой работает целая группа консультантов Андропова. Это директор института США и Канады Георгий Арбатов, политобозреватель «Известий» Александр Бовин, новый директор ИМЭМО Александр Яковлев и еще ряд других деятелей. Они готовят новую редакцию Программы КПСС, где впервые будут опущены слова Ленина о том, что мелкое товарное производство рождает капитализм ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе. Это ленинское положение всегда включалось во все предыдущие Программы как предупреждение тем, кто ратует у нас за «рыночный социализм» без соответствующего контроля и направляющего воздействия государства. То есть, андроповская команда готовит плацдарм для ближайшего радикального поворота нашей системы на рельсы полномасштабной капитализации.