— Ничего подобного! Я буду жить вечно! Это ты смертная, а не я, помнишь?

— Это верно, я не бессмертна. Когда-нибудь я увяну и вернусь в землю. Я умру, но моя жизнь не закончится, ведь земля породит другую розу. Кроме тех. кто любил мой аромат, никто не вспомнит обо мне. Никто и не подумает, что мертвая роза все еще может пахнуть. Но когда мои друзья услышат в воздухе, в котором я растворилась, мой аромат, улыбки осветят их липа. И тогда я смогу сказать: «Я не зря прожила жизнь». И не зря я жила во мраке, прежде чем расцвела моя роза. Я скажу тогда: «Я рада, что была просто розой»… Так что. подружка, не дури. Может, и тебе оставаться просто розой? не отворачивайся от правды, покажи, что ты роза. Послушайся меня, стань одним целым со мной. Давай попросим садовника разбить нашу вазу. Разве ты не понимаешь, что и самые большие вазы бывают малы для настоящих роз?

— Я не роза! — упрямо возразила Артемида. — Я богиня!

— Если тебе так нравится маска величия, то можешь носить се постоянно, не снимая. Можешь по-прежнему говорить «я», «мне», «мое». Но помни, и все надо платить. А иена за то, что ты постоянно говоришь «я», такова, что ты можешь позабыть, кто ты есть на самом деле…

— Садовник! Или ты, старуха! Уберите от меня этот невыносимый цветок!

— Эй. подружка, не забывай, что нас уже никогда не удастся разделить, — напомнила Мириам. — Нравится нам или нет, по придется жить вместе. И пока мы будем двумя разными розами, не будет покоя не только нам. но и окружающим нас розам. И даже людям. С нашим ароматом они будут вдыхать наши извечные противоречия. Они будут слышать то тебя, то меня, а иногда — как мы говорим одновременно. Это творится не только у нас в вазе, мы еще разнесем наши ссоры по всему свету. Поэтому давай не доставлять хлопот ни другим, ни себе.

— Если ты так хочешь, то стань мной, — сказала Артемида.

— Пойми, если бы я могла сделать это. то уже бы сделала. Объявила бы. что я. Артемида, только чтобы быть с тобой единым целым. Но я не могу! Не только потому, что знаю, что я роза, но и потому, что знаю, что и ты тоже роза. Может, я смогу убежать от себя, но от тебя не получится, потому что, глядя на тебя, я познала саму себя.

— Это неправда! Я Артемида, а ты просто убогий цветок.

— Артемида, я слышала, что тебя называли «защитницей бедных», а также что своими стрелам и ты дарила мгновенную, легкую смерть… Это правда?

— Да. это так.

— Тогда, если я убогая, то защити меня от себя самой! Прямо сейчас. Натяни свой лук, пусти свою стрелу и подари себе мгновенную, легкую смерть. не бойся, ты не канешь в пустоту. Артемида никогда не существовала, а значит, не может умереть. Но когда твое второе «я» познает эту блаженную смерть, ты переродишься заново уже как роза… Знаю, это нелегко, но ты можешь это сделать. Сделаешь?

Артемида не ответ ила.

— Ну, пожалуйста. — умоляла Мириам. — Ведь ты помнишь себя розой, правда?

Госпожа Зейнеп помолчала и повернулась к Диане.

— Артемида не хочет отвечать Мириам.

— Она хоть что-нибудь сказала?

— Ничего. — Госпожа Зейнеп поднялась на ноги. — Думаю, на сегодня хватит, дорогая. Завтра наш четвертый и последний урок начнется ровно в одну минуту пятого утра.

Диана чувствовала, как у нее все онемело, даже голова. Ей так много хотелось сказать, но она промолчала.

Диана в белом ночном халате стояла у комнаты под номером один. Как отреагирует госпожа Зейнеп на незваного гостя, постучавшего в ее дверь после полуночи?

Стучать иль не стучать, подумала Диана, вот в чем вопрос.

Если бы она могла подождать еще три с лишним часа, то в саду зачала бы госпоже Зейнеп все свои вопросы и не беспокоила бы ее среди ночи. Но она была не в силах ждать, представив, как будет ворочаться в постели все это время.

Она тихонько постучала в дверь. Госпожа Зейнеп открыла сразу, и первое, что бросилось в глаза Диане, это то, что они обе были одеты в одинаковые белые ночные халаты.

— Извините, что побеспокоила вас. Может, вы уже спали, и может, я нарушаю ваши правила, но и просто не могу ждать. Мне очень нужно поговорить с вами, хотя понимаю, что сейчас не совсем подходящее время…

— Уже почти час ночи, дорогая, и я собиралась ложиться. В такое время в гости не ходят, тем более к женщинам моего возраста.

Она была права, и Диана не винила ее, но ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свой порыв.

— Заходи. — сказала госпожа Зейнеп, посторонившись.

— Но вы ведь сказали…

— Думаешь, я не пониманию, как тяжело тебе было решиться постучать в мою дверь в такое время? Но ты сделала это, потому что тебе было труднее оставаться в теплой постели, чем прийти сюда. В таких случаях люди обычно говорят то, что стоит послушать. Заходи.

Диана, опустив голову, вошла в тускло освещенную комнату. Они уселись друг напротив друга у окна, выходившего в сад.

— Не знаю, с чего начать…

— Тогда начинай с самого сложного, а остальное приложится.

— Мэри, — начала Диана. — Мэри и я… Я все время думаю о ней и ничего не могу с собой поделать… Ведь скоро мы встретимся… может, даже завтра… Но то. что я узнала здесь, в саду… — Диана на секунду умолкла, подбирая слова. — До встречи с вами я убедила себя, что Мэри сумасшедшая. Ничего больше мне в голову не приходило, после того как я прочит аза ее письма, где она рассказывала, как слушает голоса роз… Но. думаю, это не главная причина. Вероятно, все дело в том. что из-за нес мама прожила последние дни в страхе и беспокойстве. В ее письмах я почувствовала еще кое-что. но боялась признаться в этом себе самой, боялась. что это уничтожит меня…

— И что же это?

— Словно Мэри была именно такой, какой и всегда хотела стать, но не смогла. Мне казалось, что она очень похожа на маму… — Диана тяжело вздохнула и продолжила: — Это нормально, если дочь похожа на мать. Но если дочь, которая всю жизнь прожила вдали от матери, напоминает мать больше, чем ее сестра-близнец, прожившая с матерью почти четверть века, то сестре-близнецу трудно смириться с этим, особенно тогда, когда она только начала по-настоящему узнавать мать. И особенно если учесть, что сестра-близнец так и не успела сказать маме, как хочет быть похожей на нее…

Глаза Дианы наполнились слезами. Тогда госпожа Зейнеп поближе подвинула кресло и взяла ее за руки.

— Об этом не волнуйся, дорогая. Такие мамы прекрасно знают, чего хотят их дочери, даже если те не успевают сказать…

— Когда я приехала сюда, поняла: то, что я не хотела взять у матери. Мэри взяла у вас. Именно по этой причине я не могу быть такой, как Мэри.

— И почему ты думаешь, что не можешь быть такой, как она?

— Моя мама часто говорила: «Единственное, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя особенной, это ты сама». Но я не хотела понять этого. Мне всегда хотелось чего-то еще — внимания, похвал, — словом, всего того, что заставляет чувствовать себя особенной. Я не из тех, кто может жить без обожания окружающих. Мне нравилось быть королевой бала. Я любила Диану, которую видела в глазах Иных. Может, именно поэтому я отказалась от своей самой заветной мечты стать писателем. Все было так, словно Мэри в своем первом письме рассказывала обо мне. Постоянное внимание окружающих и то, как из-за Иных она чуть не отказалась от своей заветной мечты…