Какие пристрастия, кроме любви к веселой компании, красоте и элегантности, завещали они ей? Наверное, есть что-то еще…

— Когда мне еще не было десяти лет, отец научил меня ездить верхом и стрелять из пистолета. — Она улыбнулась. Он гордился ее умением, хотя мать, узнав об этом, запретила дальнейшие уроки, сочтя эти занятия неприемлемыми для юной леди. — Я думаю, он скучал по дому в деревне. Сам он был из Уилшира и любил собак.

— Вот видите. — Он явно заинтересовался. — Что еще?

— Моей маме не давались языки. Она говорила только по-английски. Я помню, как она смеялась и уверяла, что не знать иностранный язык даже хорошо: меньше шансов услышать, как о тебе говорят что-нибудь плохое. Но я думаю… я думаю, что это делало ее уязвимой, и она не хотела, чтобы я об этом знала. — Интересно почему? Может быть, потому, что она не хотела, чтобы что-нибудь угрожало тщательно поддерживаемой иллюзии счастья?

Возможно, не все было сплошным удовольствием… Она нахмурила лоб. От этой мысли ей стало как-то не по себе. Никто еще не задавал ей подобных вопросов, и она никогда прежде не задумывалась об этом. Обсуждать историю своей семьи ей больше не хотелось. Ей хотелось узнать побольше о нем.

— Теперь, когда вы вышли в отставку, вы будете скучать по морю?

— По морю? Да. — Он сказал это таким тоном, что ей показалось, будто он что-то недоговаривает. — Но Джостен-Холл выходит на море, так что мне не придется страдать.

— Джостен-Холл. Это дом вашей семьи?

— Да. Он расположен на холме в Норфолке, выходит на море и является самым прекрасным местом на земле. — Он улыбнулся и стал выглядеть моложе, чем положено капитану военного корабля. — Вы все еще сохраняете дом вашего отца в Уилшире?

— Нет. Дом не принадлежал его предкам. Мой дедушка купил его у одного набоба в семидесятых годах. Вы будете скучать по своему кораблю?

Он ответил не сразу, и какое-то время смотрел на нее с лукавой улыбкой.

— Мэм, судя по вашему вопросу, можно подумать, что вам не терпится отправить меня обратно в море. Я вас чем-нибудь обидел? — Он говорил непринужденно, но она заметила, что он серьезен.

— Нет! Я просто хочу понять вас. — Она покраснела, заметив его улыбку, и поспешила добавить: — Хочу узнать, почему вы предпочли морю сушу. Моряки, которых я знаю, всегда мечтают вернуться на свой корабль, словно к любимой жене.

Он наконец заговорил.

— Мальчишкой я мечтал быть в лодке, качающейся на волнах Северного моря. Когда меня приняли в качестве корабельного гардемарина на судно под командованием Нельсона, я был в восторге. Война казалась мне величественным и благородным приключением. Невероятно волнующим. — Он сделал паузу и, прежде чем продолжить, внимательно посмотрел на нее. — Но тогда я был молодым и служил под началом другого человека. Одно дело подчиняться приказу стрелять по бегущим людям или взять на абордаж горящее судно, и совсем другое — отдавать такие приказы. Достаточно будет сказать, что я рад освободиться от таких обязанностей… — Он замолчал и покачал головой.

Лидии хотелось протянуть руку, погладить его и как-то успокоить.

Но она не могла этого сделать. Он приказывал своим людям сражаться до последней капли крови и нес бремя ответственности за их гибель. Это бремя было невероятно тяжелым.

— Не надо так расстраиваться, леди Лидия. Это едва ли подходящий разговор для столь короткого знакомства, — сказал он.

Он был прав. Разговор был слишком интимным. Очень откровенным. И абсолютно беспрецедентным. И ей не хотелось, чтобы он кончался.

— Вы сами тому причиной, — продолжил он, пытаясь поднять ей настроение. — Вы с таким сочувствием слушали меня, не выказывая своего неприятия, которое, должно быть, испытывали, что я преклоняюсь перед вашими хорошими манерами.

— Я не расстроена, капитан, — сказала она в ответ. — Но мне жаль, что то, что вы раньше любили, не доставляет вам больше радости. Мне кажется, что вещи, которые мы любим, встречаются так редко, что мы не можем себе позволить потерять хотя бы одну их них.

Она сказала это слишком серьезно, слишком горячо. Ей следовало бы быть более оживленной, более кокетливой. Иначе он подумает, что она зануда. Но ее слова казались ей очень важными. Ведь и она не могла позволить себе потерять что-нибудь из того, что любит.

— Это не означает, что я разлюбил бороздить моря. Просто я вспомнил нечто такое, что я люблю больше. Вот взгляните. — Он вынул из кармана простой медальон и, открыв крышку, показал ей. Внутри находился крошечный, мастерски выполненный офорт с изображением помещичьего дома, стоящего на холме, видимо, над морем. — Это Джостен-Холл.

— Красивый.

— Да. — Он защелкнул крышку медальона. — Многие из моих людей носили при себе миниатюрные портреты жен или матерей, которые вдохновляли их и успокаивали. А я всегда носил с собой этот офорт.

— Понятно. Вы вернулись домой, — тихо сказала она. — К тому, что, как вам помнилось, вы любили.

— Да. Я вернулся домой.

— И теперь вы готовы наслаждаться семьей и домом, по которым скучали, когда сражались с Наполеоном.

— Отчасти.

Она искоса взглянула на него.

— Какова же другая часть?

— Я также ищу себе жену.

Лидия широко раскрыла глаза, неуверенная, что правильно расслышала его слова. Джентльмены могут говорить такие вещи членам семьи или близким друзьям, но они никогда не говорят о подобных намерениях во всеуслышание, тем более женщинам, которые могут быть перспективными кандидатурами. Но, может быть, он не считал ее перспективной кандидатурой? Она не знала, что сказать и как реагировать.

Как видно, небеса сжалились над ней, потому что в этот момент начался дождь, спасая ее от необходимости что-то ответить. Капитан сбросил с плеч сюртук и приподнял над ее головой.

Капли дождя ручейками сбегали с его золотистых волос вниз по щекам и шее. Его светло-серый жилет уже потемнел на плечах, а широкие рукава перкалевой сорочки промокли насквозь, и тонкая ткань облепила его мощные бицепсы. Она отвела взгляд, возбужденная его видом.

— Идемте. Вы можете простудиться, — сказал он.

Они вместе бросились назад, на террасу, где слуги уже поднимали над головами гостей брезентовые маркизы. Леди Пиклер запланировала обед на открытом воздухе — и у нее будет обед на открытом воздухе. Они торопливо спрятались под навес у подножия лестницы, и он снова надел сюртук. Она подумала, что очень жаль закрывать такие широкие плечи и хорошо развитые мускулы на предплечьях, и была ошеломлена собственными мыслями.

— Спасибо. Теперь со мной все в порядке. У моей компаньонки есть шаль.

— Позвольте мне принести ее вам. — Он внимательно смотрел на нее.

Лидия огляделась вокруг и заметила Эмили, которая тоже спряталась от дождя и нашла стул за одним из столов под тентом. Лидию позабавило то, что она сидит рядом со старой городской сплетницей, вдовствующей графиней Кейвелл, и ее разряженной незамужней дочерью Несси, приглашенных потому, что у них в семье имелся сын-холостяк.