Если кто-то думает, что этот простой процесс занял у меня не более нескольких секунд, то он жестоко ошибается. Приготовление кофе в сложных полевых условиях жуткого ничегонеделания не терпит суеты. И я не спешил. В первую очередь поставил перед собой все еще исходившую паром кружку, затем достал из пакета для продуктов упаковочку сахара, аккуратно стряхнув сахар на донышко пакетика, острым лезвием ножичка вскрыл верхнюю часть, затем все так же аккуратно высыпал сахар в кружку, скрутил упаковочку и положил ее в пустую посудину из-под паштета. Взял еще одну упаковочку сахара и проделал с ней те же самые манипуляции. Затем достал порционную упаковочку кофе, со всей аккуратностью надорвал ее по специальному надрезу, высыпал в наконец-то переставшую исходить паром воду, тщательно размешал пластмассовой ложечкой, которая тут же слегка покоробилась, но не сильно (вода успела слегка остыть). Тут же была вскрыта и вторая упаковочка кофе. Высыпав его в кружку, я еще раз все тщательно перемешал. Теперь черный кофе «два в одном» был готов, предстояло превратить его в кофе со сливками. Для этого потребовалось две упаковочки сливок. Сливки во избежание слипания пришлось засыпать при постоянном помешивании. И наконец все готово, можно приступать к кофеепитию, чем я и занялся. Перекусив и тщательно протерев кружку гигиеническими салфетками, я сложил все бумажные упаковки в одну из консервных банок и, замяв ее с боков, превратил в почти плоскую плюшку, так же поступил и с остальными банками. Получившиеся компактные металлические пластины уложил друг на друга и смял в один небольшой комок. Комок этот сунул в полиэтиленовый пакетик и, завязав его, положил в один из боковых кармашков рюкзака. С приемом пищи было покончено. Пребывая в сытно-благостном настроении, я перестелил коврик на более удобную площадку и лег спать. Почти сразу мне начал сниться сон, и был он настолько глупый и дурацкий, что я его сразу же постарался забыть. Но спать дальше не получилось, я проснулся, проснулся с головной болью и щемящим ощущением беспокойства, поселившимся в моей грудной клетке.

То, что старику стало плохо, мне сообщил вездесущий Бубликов.

– Товарищ старший лейтенант, – взволнованно начал он, – старик Ибрагим за сердце схватился, вас зовет.

– Иду, – тут же откликнулся я, вскакивая с расстеленного на земле коврика. Привычно подхватив автомат, я почти побежал, на ходу скомандовав все тому же Бубликову: – Групповую аптечку захвати и за мной!

Наш проводник расположился где-то ближе к первой тройке ядра, туда я и направился.

– Набегался, старый осел! – невольно, одними губами, ругнулся я, увидев беспомощно раскинувшего руки старика, лежавшего поверх расстеленного на земле войлока.

– Уважаемый, вы посылали за мной, – начал было я, объясняя причину своего прихода, но старик повелительно похлопал рукой по глинистой почве.

– Сядь рядом! – потребовал он.

Я послушно сел и почувствовал вставший в груди ком – словно часть боли умирающего старика передалась мне и я принял ее как свою.

– Я должен был сделать это сам, – произнес он тихим надтреснутым голосом, – но время оказалось неумолимо. Я умираю.

– Не спешите умирать, сейчас проглотите таблетку нитроглицерина или валидол под язык, и все будет нормально, – нарочито бодро заверил я его.

– Не надо меня утешать, я умираю и знаю это, – старик, пересилив боль, улыбнулся, – иначе бы я тебя не позвал. Я же сказал, что должен был сделать это сам, но настал мой последний час, и потому слушай. У меня не так много времени.

Он ухватил меня за руку и крепко сжал, будто опасался, что могу уйти. Я подсел ближе, и он начал рассказывать.

– Мы идем в древний город Аквашоро́х, – сказал он. Я такого города не знал и хотя был уверен, что на моей карте его нет, невольно потянулся к разгрузке, вытащил карту, заглянул в нее и обомлел: некий город Аквашоро́х расположился десятью километрами южнее того места, где мы остановились на отдых. Но такого не могло быть! Еще вчера на его месте со стопроцентной точностью находилась безлюдная горно-пустынная местность. Но и карта не могла врать! Но я же только вчера… С другой стороны, не мог же кто-то ночью перепечатать мою карту?! Вот ведь, тоже мне, бесовские игры разума. Может, я, разглядывая местность, его пропустил, проскользил взглядом мимо? Что ж, это гораздо более вероятно, чем появление на карте барабашек в виде целого города, чье название теперь прямо-таки красовалось перед моими глазами. А почему бы и нет? Да так оно по-любому и есть, иначе придется поверить в то, что у меня в голове завелись тараканы. Придя к такой мысли, я успокоился, а старик продолжал рассказывать.

– Они заминировали город и готовятся уничтожить, – он закашлялся, – стереть с лица земли.

Я невольно вспомнил судьбу древней Пальмиры и еще десятка древних памятников и задал вопрос, на который сам давно искал и не находил ответа.

– Почему они это делают? – поинтересовался я. Объяснить подобное варварство маниакальной страстью игиловцев к разрушению старины я не мог, должна быть иная, скрытая ото всех причина, и старик мог знать ответ.

– Они ищут очень древнюю реликвию. – Голос стал хриплым, иногда старик прерывался, чтобы восстановить дыхание – воздуха ему уже не хватало. – Двадцать пять лет назад предатель сообщил врагам, что реликвия все еще цела и ждет только своего часа, дабы предстать перед человечеством. Он сообщил им, что она надежно скрыта под слоем веков. Большего он, по счастью, не знал… – Старик замолчал, жадно хватая ртом воздух, я протянул ему бутылку с водой, но он отрицательно помотал головой и нашел в себе силы продолжить. – Враги искали ее по всему миру и, отчаявшись найти, стали уничтожать все, что могло ее скрывать, надеясь если и не уничтожить, то хотя бы навеки погрести реликвию под обломками разрушенных до основания древностей.

Старик в очередной раз умолк. Молчал и я. Его слова упали на благодатную почву. Подобно лучам солнца осветив мое сознание, они высветили то, что ускользало от моего понимания раньше. А я-то всегда гадал, зачем радикальные исламисты уничтожают исторические памятники. Ларчик, как оказалось, открывался просто.

– А статуи Будды в Афганистане – это тоже их рук дело? – спросил я, и Ибрагим утвердительно качнул бородой.

– Да. Уничтожение статуй Будды в Афганистане преследовало ту же цель. Они надеялись обнаружить реликвию за спинами каменных исполинов. Безумцы! Конечно же, ее там не было… – Старец прервался и некоторое время лежал, с трудом втягивая в себя воздух.

– Сейчас принесут лекарства, – сказал я, но он отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи.

– Я умру, и мне ничто не поможет, ибо настал мой час, – в очередной раз заверил он меня, и я не нашелся что ему ответить. Если судить по ночному пробегу, то до его смертного часа было еще как до Китая боком. А старик продолжал:

– То, что вы знаете, то, что стало известно миру, – лишь малая часть из всего уничтоженного врагами. О нет! – Видимо, увидев у меня в глазах незаданный вопрос, старик помотал у меня перед лицом своим костлявым пальцем. – Они делают это не сами! Им ни к чему пачкать свои никогда не знавшие труда загребущие ручки. Для этого у них всегда находились чужие. Враги уничтожали святыни специально взращенными силами. «Аль Каида», «Талибан», ИГИЛ – лишь слепое орудие, выполняющее чужую волю. Фанатики, они даже не догадываются, что за их спинами стоят ненавистные им банкиры и ростовщики, много лет назад захватившие власть над всем миром. Все, что они совершали, все их злодеяния делались с одной целью: удержать власть. Они разрушали страны, сталкивали народы, заливали кровью целые континенты. Их цель – извратить людей так, чтобы они окончательно превратились в тупых, но работящих скотов. И тогда их власть будет непоколебима. Но вражеские планы могут быть разрушены словом правды. Враги знают это и боятся – и потому, дабы навеки вечные скрыть-похоронить истину, взрывают и разрушают все, до чего могут безнаказанно дотянуться и где Древние, по их мнению, могли спрятать священную книгу.