В оценке Дитерихса, что интересно, совпадают противопоставлявшиеся выше Вс. Н. Иванов и Антохин: первый называет его «случайно подвернувшимся бесталанным ничтожеством», второй — «выжившим из ума стариком». Арсений Несмелов заметил: «Трагедия борьбы белых с большевиками в то время на Востоке уже выродилась в комедию». Поэт понимал опереточность, фарсовость происходящего — а тогдашние правители края уже не понимали. Они потеряли фарватер истории.

В Приморье вводится строжайшая цензура. Белый террор достигает апогея. В топках канонерской лодки «Манджур», ставшей плавучим застенком, сжигают людей. Тела профсоюзных лидеров Гульбиновича и Башидзе обнаруживаются в Золотом Роге. Продолжается распродажа того, что не успели продать при Меркуловых.

Дитерихс объявил поход на Москву[128], но дошел лишь до Спасска. Здесь штаб генерала Молчанова занял то самое здание, из которого в апреле 1920 года убегал в тайгу Фадеев. В начале октября Спасск пал, за ним — Никольск-Уссурийский. На этом этапе столкновений с японцами уже не было — война шла между красными и белыми.

Уходя, японцы вырубают лес, забирают металл, флот, разрушают крепостные сооружения, увозят даже рельсы. Из информации оперативного отдела штаба партотрядов Приморья: «Японцами грузятся на пароходы части железнодорожных стрелок, железо, части машин и станков, скаты, железнодорожное имущество, части машин от аэропланов и автомобилей и разная мебель. В общем, увозят награбленное русское добро. Правительством Дитерихса продан китайцам миноносец „Инженер-механик Анастасов“ и узкоколейная жел. дорога с вагонетками и прочим оборудованием, снятая с портов гор. Владивостока, которая отправлена в гор. Харбин».

15 октября Дитерихс констатирует: борьба окончена. Предлагает рати «разойтись» или уйти в Китай[129]. Контр-адмирал Старк намеревался оборонять Владивосток при помощи крепостных фортов и кораблей Сибирской флотилии, но Дитерихс этот план не поддержал, а японцы отказались передавать боеприпасы и оружие.

Старк уводит за границу 30 судов Сибирской флотилии с армией Дитерихса и беженцами. «Город переворотов, город радужных надежд и горьких разочарований доживал свои последние дни», — писал Михаил Щербаков, покинувший Владивосток с флотилией Старка. Уходит в Китай и Всеволод Владимиров-Исаев, будущий Штирлиц. «Оттянули трап, замелькали платки, заработали машины, придвинулись чернеющие в малиновых сумерках, усеянные огнями мощные силуэты созерцающих наше бегство японских и американских крейсеров[130], и над закатом, пылавшим над похоронно-черным Владиво, как называли японцы Владивосток, дрожа в черной воде, встала рубиновая вечерняя звезда», — писал Вс. Н. Иванов.

НРА под командованием Уборевича 19 октября занимает пригород Владивостока — станцию Океанскую. Японское командование обещает завершить эвакуацию 25 октября, и Уборевич отводит войска чуть назад, к Угольной. В это же время во Владивостоке подпольный облнарревком принимает меры против грабежей и расправы со сторонниками Советов во время эвакуации. Ведется работа среди городской милиции, создаются рабочие дружины, берутся под охрану важные объекты.

24 октября на пригородной станции Седанка подписано соглашение с японцами о порядке занятия Владивостока красными. 25 октября народоармейцы без выстрела входят в город. Эта дата считается днем освобождения Дальнего Востока от белогвардейцев и интервентов.

К. Гвозд, служивший в 1-м Читинском стрелковом полку, вспоминал: «Впереди колонны шли, увешанные гирляндами цветов, командир полка Гнилосыров и военком Машин, за ними рота за ротой бойцы во главе со своими командирами и политруками, также украшенными цветами. На наших трофейных верблюдах важно и с волнением восседали дети». Верблюдов полк отбил в Монголии — у барона Унгерна. «Во время движения наших войск было несмолкаемое „Ура!“. Мы были засыпаны цветами, многие от радости плакали… Картина была величественная и радостная. В городе полный порядок», — телеграфировал 26 октября Уборевич в Москву.

История ДВР закончилась. По требованию трудящихся (кого же еще!) уже в ноябре 1922 года республика была ликвидирована и влилась в РСФСР[131].

Тогда-то, 20 ноября, Ленин и произнес на пленуме Моссовета известные слова про «город нашенский». То есть — никакой больше самостоятельности, даже на бумаге. Дальневосточную республику поглотила единая Россия. Фраза, которую в советском Владивостоке лепили повсеместно (меня она коробила обилием запятых), полностью звучит так: «И вот, взятие Владивостока показало нам (ведь, Владивосток далеко, но, ведь, это город-то нашенский) всем всеобщее стремление к нам, к нашим завоеваниям. И здесь и там — РСФСР».

Кажется удивительным, как в те смутные годы Приморье умудрилось не отпасть от основной России — это ведь всегда легче, чем потом воссоединиться.

Исторический прецедент позволяет надеяться на лучшее даже тогда, когда других оснований для оптимизма нет.

…ДВР исчезла, но миф о ней продолжает жить.

Сегодня никому уже не важно, чем была реальная ДВР. Ее смутный образ наполняется фантастическим содержанием: Атлантида, земля обетованная, то ли существовавшая в действительности, то ли нет. В 1992 году некая Дальневосточная республиканская партия даже потребовала референдума о восстановлении ДВР, угрожая сформировать временное правительство и выступить в ООН и в Гаагском суде. Тогда это не выглядело совсем уж бредом — вот и уралец Россель успел в 1993-м создать Уральскую республику, да и на якутской границе в начале 1990-х появлялись таможенные посты… «Дискуссии о возрождении ДВР шли на полном серьезе», — говорит владивостокский историк Сергей Корнилов.

К началу XXI века все эти поползновения были пресечены. Сегодня едва ли можно всерьез говорить о дальневосточном сепаратизме, но беспокойный призрак ДВР нет-нет да оживет. Взять хоть местную поговорку 1990-х: «Запретите правый руль — и получите Дальневосточную республику». Появление в 2010-м «приморских партизан» тоже не могло обойтись без конспирологических версий о «запуске сепаратистского сценария» и воссоздании Дальневосточной республики. А сайт gazeta.ru даже назвал ДВР «Новороссией Дальнего Востока»[132]…