Вцепившись в стену затененной стороны бокового придела собора, я приросла к месту от ужаса, когда увидела с зажженной свечой в руках и преклонившуюся в молитве перед Христом светловолосую женщину в черном платье, черных перчатках и черной мантилье. Какое-то мгновение я была уверена, что это была выздоровевшая донья Хосефина. Затем женщина поднялась и повернулась. Это была Шейла Страттон Гомес.

Увидев меня, она слабо улыбнулась. Ее глаза были красными от слез. Я подумала, как они с Хосефиной похожи: белые иностранки, одинокие, хотя и по очень разным причинам, и обе — каждая по-своему — стали жертвами безжалостных мужчин.

Она, должно быть, заметила мое потрясение, потому что быстро взяла меня за руку и повела к боковым местам. Когда мы сели, она тихонько открыла сумочку и жестом указала на содержимое. Я увидела только две вещи: платиновую[22]кредитку и небольшую серебряную фляжку.

Обернув фляжку носовым платком, она быстро сделала большой глоток, затем передала фляжку мне. Я пригубила. Это был сильно охлажденный мартини. Несмотря на шок, должна признать, мне это помогло.

Мы сидели рядом, она держала меня за руку на протяжении всей службы, а потом мы последовали за идущей за гробом процессией, возглавляемой Сантьяго в инвалидном кресле. Норберто и Алехандро несли гроб.

Выйдя из церкви, мы с Шейлой надели солнцезащитные очки и двинулись за процессией на кладбище. Кладбище в Мериде, как и все другие кладбища в Мексике, казалось гораздо ярче и несколько экстравагантным по сравнению с теми кладбищами, к которым я привыкла. Памятники были покрыты ярко-синей, коралловой, зеленой и белой краской, на многих виднелись изображения умерших, окруженные гирляндами цветов. Цветы тоже были необычны: лилии, гвоздики, розы и маргаритки, которые продавали женщины майя, стоя за небольшими прилавками под навесами на главной дороге к кладбищу. Сами памятники, от простых крестов до небольших часовен, словно свадебный торт, были украшены белым мрамором, подтверждая особое отношение мексиканцев к смерти.

Наша процессия, которая двигалась к семейному склепу дона Эрнана, где его должны были похоронить рядом с женой и предками, походила на праздничное шествие. Смущало только огромное количество полицейских, расставленных по периметру толпы. Один из полицейских, прячась за большой часовней, снимал на видеокамеру людей на кладбище.

Майор Мартинес также появился на кладбище, и я была уверена, что он все это время следит за мной. Хотя, возможно, все это мне нарисовало мое разыгравшееся воображение. Возможно, поразившее меня количество полиции на похоронах было нормой, идеальными условиями для прессы, освещающей событие. Но что же все-таки произошло и как скоро Мартинес задержит преступников, я не знала.

Когда церемония погребения была завершена, у входа на кладбище остановился лоснящийся черный лимузин с затемненными стеклами.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила Шейла, взглядом указав на лимузин. — Я могла бы подвезти вас до гостиницы.

Я поблагодарила ее за любезность, сказала, что я останусь с Ортисами.

Она снова печально улыбнулась.

— Я не лукавила, когда говорила, что надеюсь снова увидеть вас в нашем доме. Я бы хотела познакомить вас с мужем. Может, зайдете к нам на обед в конце недели?

Я задумалась, а часто ли Гомес Ариас обедает дома, но ответила, что с удовольствием приду. В конце концов, он был в моем списке подозреваемых, и мне действительно нужно был с ним встретиться.

Она скользнула в лимузин, и машина уехала.

Близкие друзья дона Эрнана были приглашены в «Каса де лас Буганвильяс» на чай. К моему большому удивлению, среди приглашенных я увидела Антонио Валескеса. Было заметно, что все здесь ему чуждо, кроме собрания книг Сантьяго, которое он просматривал в гостиной.

— Значит, мы с вами являемся… являлись друзьями дона Эрнана, — сказал он, когда я принесла ему чашку чая. Я кивнула. — Может, вы расскажете мне, каким вы его знали, — попросил он.

Шоковое состояние иногда сопровождается излишней разговорчивостью, и я рассказала этому странному маленькому человеку о своей давней дружбе с семейством Ортисов, как благодаря им я познакомилась с доном Эрнаном. Я рассказала ему о своем любимом деле, о том, как я его потеряла, о неудавшемся браке, о звонке, который привел меня на Юкатан, и о кролике, который должен привести меня к разгадке этой тайны. Не раз во время разговора внутренний голос разума спрашивал меня, правильно ли я поступаю и не может ли мой рассказ услышать кто-то еще.

— Теперь ваша очередь, — сказала я, продолжая разговор. Мне больше нечего было ему рассказать, да и голос сел.

— Я живу с матерью, — ни с того ни с сего начал он, — что вы хотите услышать от человека, для которого реальность — книги? — спросил он с ироничной улыбкой. — Моя мать болеет уже три года. Ей требуется очень дорогое лечение, которого я не могу себе позволить. Когда я собирался забрать ее из больницы, так как у меня кончились деньги, я обнаружил, что все счета оплачены.

— Дон Эрнан, — сказала я, наконец, ухватив суть.

— Я долго не догадывался, что это был он. В больнице мне ничего не сказали. Какое-то время я думал, что это сделал Диего Мария Гомес Ариас. У него денег точно бы хватило. Однажды я увидел дона Эрнана в больничном офисе. Я спросил у него напрямую, и с некоторой неохотой он признался. Он попросил меня не беспокоиться и заверил, что проследит, чтобы о моей матери позаботились.

До того момента я относился к нему с некоторым благоговением, как к человеку, до которого мне очень далеко. Он был исполнительным директором музея большую часть того времени, что я работаю здесь библиотекарем. Он мне всегда нравился, к тому же каждый год он отстаивал мой скромный бюджет на приобретение книг, когда наступало время предоставлять смету на следующий год, но сделать такое! Я буду благодарен ему вечно.

Я бы с удовольствием поговорила с Валескесом подольше, но заметила, что многие из приглашенных начали расходиться, поэтому я извинилась и присоединилась к Ортисам. Франческа и Сантьяго выглядели изнуренными, и Иза отвела их домой.

Мы с Изой вымыли посуду, а Мануэла — ее двое маленьких детей бегали в это время по кухне — начала готовиться к ужину, пока Норберто приводил в порядок столовую. В гостиничном бизнесе работа никогда не прекращается, несмотря на убийства и похороны.

— Пора заняться делом, — сказал кто-то по-английски. Конечно, это был Джонатан.

— Давай-ка сам займись делом, хватит копаться в грязи, — ответила я, протягивая ему овощечистку и указывая на гору картофеля.

Он с энтузиазмом принялся чистить картошку, но, когда пришла девушка, которая помогала Франческе и Мануэле на кухне по вечерам, он быстро передал ей свою овощечистку.