— Интересная идея, — сказала я. — Вы не могли бы мне помочь это исследовать?

Он улыбнулся.

— Вы знаете часы нашей работы. Я помогу вам всем, чем смогу.

Он вдруг взглянул на часы и воскликнул:

— Боже мой! Так поздно. Сегодня днем я должен присутствовать на оглашении завещания дона Эрнана!

— Я тоже, — сказала я. — Может, пойдем вместе?

Я оплатила счет, и мы взяли такси до адвокатской конторы. В такси мы были заняты собственными мыслями. Я думала о том, как уютно мне было вместе с этим маленьким нервным человеком. Я больше ни с кем другим так не разговаривала. Не с Изой. Даже не с Джонатаном, с которым, я не сомневалась, я собиралась переспать.

«Что это говорит о моих отношениях?» — размышляла я. Но сейчас я была не готова анализировать эту мысль.

Мы прибыли в контору Рудольфо Альвареса с небольшим опозданием. Ортисы были уже на месте, как, к моему удивлению, и Шейла Страттон Гомес. Я была рада ее видеть. Присутствовали еще несколько человек, которых я не знала. Антонио пошептался с одним из них. Это был высокий безупречно выглядящий джентльмен, который оказался хранителем музея.

Альварес, очень худой и высокий человек, начал читать завещание в ту минуту, как мы с Антонио заняли свои места.

Начиналось все с обычных слов, что, будучи в здравом уме и все такое, а потом мы перешли к сути.

Она заключалась в следующем: артефакты, которые музею предоставил дон Эрнан, становились частью постоянной коллекции музея. Услышав это, хранитель облегченно вздохнул. Его явно тревожило то, что он может потерять добрую часть музейной коллекции.

Но были и исключения. Плечи хранителя снова напряженно поднялись. Собрание первых изданий дона Эрнана переходило в собственность Сантьяго Ортиса Мендеса и, после его смерти, к Норберто Ортису.

Для этого исключения было еще одно исключение. Первое издание «Случаев в путешествии» Джона Ллойда Стефенса, одна из моих любимых книг, переходила в собственность «Лары Макклинток, моего друга и коллеги, не меньше меня полюбившей цивилизацию майя». Я была потрясена. Теперь справедливость просто обязана была восторжествовать.

Следующим было личное имущество. Франческе, Изе и Мануэле Ортис были оставлены чудесные старинные украшения, принадлежавшие семье дона Эрнана. Шейле Гомес перешли часы, которые были найдены на теле дона Эрнана. Донье Хосефине, находившейся в полубессознательном состоянии в госпитале, было завешано обручальное кольцо его матери с сапфиром и бриллиантами, которое носила его жена.

Основные сбережения дона Эрнана передавались в местную больницу, которой руководили монахини и где, по печальному совпадению, теперь находилась донья Хосефина. Антонио Валескесу была назначена ежегодная выплата жалования. Антонио был готов расплакаться.

Остался еще один пункт. Альварес произнес подчеркнутым тоном:

— «Моему юному другу Алехандро Ортису я оставляю одну из моих самых драгоценных владений, статуэтку игрока в мяч майя. Хорошая игра в мяч — залог продолжения смены земных циклов. Молю, чтобы это знание направило его стопы по правильной дороге и дало ему то умиротворение, которого он жаждет и заслуживает».

Алехандро расплакался и выскочил из комнаты. Семья пребывала в замешательстве.

На этом чтение завещания сеньора доктора Эрнана Кастильо Риваса было окончено. Альварес пригласил всех выпить по стакану портвейна, а затем, погруженные в свои мысли, мы по одному покинули его офис.

За такое завещание не убивают. Почти все состояние было передано организациям, музею и больнице. Драгоценности и книги, конечно, имели какую-то коммерческую ценность, но, по крайней мере, этим людям они в первую очередь были дороги как память. Деньги Антонио Валескесу очень пригодились бы, но ему не нужно было убивать, чтобы получить их. Дон Эрнан и так все время помогал ему.

Я пребывала в полной неизвестности.

Я жду наступления ночи, чтобы отдохнуть от света, или, скорее, насладиться его отсутствием. Теперь я могу дать волю своим чувствам, которые я заглушала днем, чтобы оградить свою измученную психику, и каждое действие, вид или звук обретают почти пугающую четкость. Я чувствую так, словно я во сне, но я знаю, что не сплю. Наоборот, все стало таким очевидным, что я понимаю, что вынуждена сделать то, чего так боюсь.

Я направилась в больницу, где лежала донья Хосефина.

Я тихо шла по темным и безмолвным белым коридорам, в которых были слышны лишь жужжание вентиляторов да приглушенные звуки поздней службы в часовне. В построенной на манер испанского монастыря больнице повсюду висели распятия. Я задумалась, религиозна ли донья Хосефина или она давно утратила веру в Бога.

Сестра показала мне, где ее палата. Мне вдруг подумалось, знают ли сестры, что донья Хосефина когда-то была куртизанкой, и что значило это для них или для Самого Господа.

Освещение в палате было тусклым, но я видела ее очень хорошо. Она лежала на кровати, один глаз был закрыт, другой — полузакрыт. Одну руку скрутила судорога, другая то сжималась, то разжималась, цепляясь за простыню, выражая, как мне показалось, сильное огорчение и отчаяние.

Я подошла к кровати и заговорила шепотом. Я сказала ей, что я — та самая светловолосая женщина, друг семьи Ортисов, и что именно я несколько дней тому назад сидела за столом рядом с ней в гостинице.

Я сказала ей, что мне очень жаль, что у нас не было возможности поговорить, что Франческа Ортис кое-что рассказала мне о ее прошлом и что мне хотелось поговорить с ней о ее и о своей жизни.

Я рассказала ей, как приехала в Мериду по звонку Эрнана Кастильо, который теперь мертв, что я отчаянно ищу то, что искал он, для того чтобы злодей, который убил его, получил по заслугам.

Я говорила, что мне трудно будет убедить ее в том, что я говорю правду, но мне очень нужна ее помощь.

— Не знаю, слышите ли вы меня, понимаете ли, но если можете, — говорила я, беря ее здоровую руку, — попытайтесь поговорить со мной. Сожмите один раз, если хотите сказать «да», и два раза, если — «нет».

Я почувствовала, как она слабо пожала мою руку. Одно пожатие — «Да».

— Он говорил вам, чего он искал? — спросила я.

«Да».

— Вы не можете сказать мне, что это. Это была книга? — снова спросила я.

«Да».

— Это редкая книга?

«Да».

— Одна из книг «Чилам Балам»? — спросила я, вспомнив слова Антонио.

Два пожатия — «Нет».

— Но это книга майя.

«Да».

— Грасиас, — сказала я ей.

В дверях появилась сестра.

— Уходите, — сказала она. — Ей необходим покой.

Я повернулась, чтобы уйти, но затем снова подошла к ней.

— Сегодня прочитали завещание дона Эрнана. Он оставил вам обручальное кольцо своей матери, — почти беззвучно произнесла я.