Темнота и теплый стоялый воздух, сладко пахнущий благовониями, — тайные ритуалы, ароматы и загадки безутешной женственности. Рустэм мгновенье постоял, вдыхая ее, потом сел на оттоманку и взял Тамарино вышивание. Желтые тюльпаны и красные листья лозы на голубом поле. «Теперь уже не закончит», — подумал он, прижимая к лицу материю, от которой пахло ванилью, розовой водой, кофе и мускусом. Запах Тамары, его юной, гордой, погубившей себя жены. Рустэм только сейчас заметил сильно кровоточащий порез на руке, ощутил саднящую боль и плотно обмотал предплечье тканью. Голубой фон потемнел, желтые тюльпаны вспыхнули алым и погасли. Тоска стиснула горло, и Рустэм переломился пополам, упираясь локтями в колени. На минаретах муэдзины согласованно выпевали, что Аллах велик и нет Бога, кроме Аллаха.

Снова явилась мысль: прежнего не воротишь. Промаявшись час в одиночестве, Рустэм вышел из комнат и взял предательские сандалии, собираясь сжечь их на жаровне. Потом столь слабая месть показалась глупой. Уже стемнело и похолодало. Рустэм-бей взял фонарь и узкими улочками направился к окраине города, поросшей колючим кустарником, где на темном утесе чернели ликийские гробницы.

Он отыскал Пса и, содрогаясь, отдал ему сандалии.

Далеко от Эскибахче, за Антальей и Средиземным морем, за островом Кипр (где все непременно влюбляются) и за Бейрутом Мустафа Кемаль, учившийся на пехотного офицера, зачисляется в 30-й кавалерийский полк, что весьма типично для военной логики. Идет 1905 год.

Дамаск шокирует и угнетает Мустафу. Это унылый, безрадостный город, где переход от рождения к смерти бесконечно тянется за закрытыми дверьми и ставнями. Омертвелое, пустынное, средневековое, окоченевшее место, парализованное традицией, болезненной важностью и абсолютистской религией. Здесь живут арабы, с которыми у Мустафы нет ничего общего и невозможна дружба. Однако они — верные оттоманские подданные, поскольку у англичан еще не появился шанс взбаламутить арабский национализм. Мустафа Кемаль переодевается в цивильное платье, чтобы выпить в кафе с итальянскими железнодорожниками и послушать прелестные, воодушевляющие мелодии мандолин. Он приятельствует с хозяином магазина, турецким изгнанником по имени Хаджи Мустафа, который, подобно Кемалю, франкофил, никогда не бывавший во Франции, и увлечен французской философией. Его исключили из военномедицинского училища за подрывную деятельность.

В доме Хаджи Мустафы создается тайное общество. Оно называется «Отечество» и подобно сотням таких обществ, что вскоре возникнут в империи повсеместно, где есть молодые образованные офицеры, жаждущие переустроить свою страну. Звучат романтические, страстные речи, и Мустафа Кемаль иронично напоминает товарищам, что их цель не умереть ради революции, а жить.

Ему омерзительны действия 5-й армии, где он служит. Военные контролируют договоренность со вздорными друзами[31], которые согласились платить налоги в обмен на освобождение от воинской повинности. Офицеры постарше оттирают молодых коллег от этой службы, и Мустафа в бешенстве, когда ему не разрешают отправиться вместе с подчиненными. Ему объясняют, что он проходит подготовку и его присутствие необходимо на базе.

Мустафа не подчиняется приказу и отправляется на поиски своего подразделения, задержав офицера, назначенного вместо него. Выясняется, что подобные экспедиции имеют целью вымогательство и под предлогом сбора налогов селян терроризируют и грабят. Солдаты получают скудное жалованье, обычно с задержкой, а друзы немногим лучше бандитов. Первые стремятся собрать налогов больше положенного, вторые — не платить их вообще.

Мустафа Кемаль обнаруживает странный дар к безудержному героизму. Не боясь испортить отношений со старшими офицерами, он противодействует мародерству. Завоевав доверие жителей, предотвращает бунт в черкесской деревне. В другом селении похищают майора, но после страстной речи Мустафы пленника отпускают. Кемаль против фальшивых и раздутых рапортов Стамбулу о триумфальных победах, он заявляет: «В обмане я не участвую». Когда товарищ соблазняется долей от мародерства, Мустафа холодно спрашивает: «Ты хочешь быть человеком вчерашнего или завтрашнего дня?»

Его переводят в стрелковый батальон в Яффе. Мустафа полон решимости начать революцию и, при потворстве коменданта Яффы Ахмет-бея, бежит через Египет и Пирей в Салоники, куда в конце концов прибывает на греческом корабле. Он подделывает пропуск в Смирну, а приятель тайком проводит его через таможню. Потрясенная мать страшится гнева Султана, а сам Мустафа слегка разочарован, поняв, что генерал от артиллерии, с кем он надеялся составить заговор, — заговорщик чисто теоретического толка.

Мустафа соображает, что своим успешным дезертирством может создать себе лишние проблемы с воинским начальством, и, надев форму, направляется в штаб, где рассказывает о затруднительном положении старому школьному приятелю, который уже полковник. Они состряпывают прошение об отпуске по болезни, словно Мустафа служит в штабе, а не в Дамаске. Хитрость удается на славу, и за четыре месяца Мустафа организует в Салониках македонское отделение своего тайного общества, которое теперь называется «Отечество и Свобода». Заговорщики видят явный закат империи, ее неуклонный политический распад и недееспособность. Их унижает и оскорбляет то, как Великие Державы дурачат и раздробляют страну на части, как они режут ей поджилки. Все члены общества — конституционалисты, включая давнего друга Мустафы, поэта Омера Наджи. У Кемаля зарождается идея турецкого государства в разумных границах с полным отказом от имперских завоеваний. Когда все вокруг вопят «Греция для греков (евреи и турки вон!)» и «Болгария для болгар (евреев и турок долой!)», неудивительно, что рано или поздно кто-нибудь заявит «Турция для турков». Потом Мустафа Кемаль скажет: «Счастлив человек, называющий себя турком», и это изречение высекут на горных склонах по всей Анатолии. Оно станет истиной, ибо это изрек Мустафа Кемаль, отец турок.

Заговорщики собираются в доме офицера-молодожена, известного тем, что носит восточную пижаму и играет на флейте. Они клянутся на револьвере в верности своим идеалам и благоговейно его целуют.

— Теперь это святыня, — говорит Мустафа. — Бережно храните револьвер, настанет день, когда он перейдет ко мне.

До военного начальства наконец доходит, что Мустафа Кемаль пребывает не там, где ему надлежит, и оно шлет приказ о его аресте. Вовремя прознавший об этом Мустафа поспешает обратно в Яффу, и Ахмет-бей срочно направляет его в Биршеба, где армия противостоит англичанам в имперской потасовке из-за порта Акаба. Комендант докладывает в Стамбул, что Кемаль давно находится в зоне боевых действий и, стало быть, в Салониках какой-то другой Мустафа. В Стамбуле ворошат бумаги и почесывают головы. Перепутанные рапорты с загнувшимися уголками утрамбовываются в ящики, укладываются в груды других документов и наконец забыты. Мустафу производят в адъютант-майоры, и пока он сидит тихо. Наконец, (о радость!) его отправляют в Македонию, где он должен служить в 3-й армии, но необъяснимо оказывается в штабе.