Фишер мягко провел большим пальцем вокруг моей коленки.

– Звучит ужасно. Но… – На мгновение он замялся. – Но ты ведь видишь их… не по-настоящему?

– Ты мне не веришь. – Я скрестила руки на груди: несмотря на яркое солнце, мне почему-то стало холодно.

– Я верю, что ты расстроена и напугана, и это совершенно нормально: не нужно этого стыдиться. Но ты же на самом деле не веришь, что Верити видит привидения? Или…

– Я не знаю, что и думать. Если все это неправда, зачем она рисует такие ужасные вещи?

Фишер пожал плечами:

– Может, они не кажутся ей такими ужасными. Сама подумай. Она окружена трауром с самого своего рождения. Разве она когда-нибудь видела что-то, кроме скорби? – Фишер смахнул со лба растрепавшиеся волосы. – Это не могло на нее не повлиять, не правда ли?

– Наверное.

Он снова коснулся моей ноги:

– Я не стал бы так переживать из-за этого. Может быть, у нее просто такой период. У нас у всех бывали трудные минуты.

– О да, я помню твою! – сказала я, неожиданно расплывшись в улыбке.

Фишер фыркнул и налег на весла.

– Не напоминай, не напоминай!

– Никогда не забуду, как ты орал.

Он улыбнулся, но меня почему-то посетило очень странное чувство: как будто он не знал, о чем я говорю.

– Морская змея, – подсказала я, удивленно вскинув брови.

В глазах Фишера загорелся веселый огонек.

– А, ты про это. Мне нечего стыдиться: любой бы на моем месте заорал, увидев такую гигантскую змею. Инстинкт самосохранения!

– Но это был всего лишь кусок веревки! – со смехом вспомнила я.

Мы собирали ракушки на пляже, и неожиданно рядом с нами всплыл канат. Фишер схватил меня за руку и со всех ног побежал прочь, крича о ядовитых змеях и нависшей над нами опасности. Все оставшееся лето мы с сестрами, конечно же, подсовывали Фишеру веревки.

– Веревки, змеи – все одно, – отмахнулся он и рассмеялся вместе со мной.

Лодка пристала к черному песчаному берегу острова, и мы отвлеклись от темы. Я выпрыгнула на сушу и помогла Фишеру вытащить лодку из воды. Чуть дальше по побережью, у скалистых выступов, было несколько приливных заводей. Во время прилива малюсенький островок полностью уходил под воду, а когда море отступало, на базальтовом песке оставались самые разные сокровища. Здесь всегда можно было найти морских звезд и радужных анемонов, а иногда даже морских коньков, застрявших на берегу до следующего прилива. Длинные листья ламинарии часто цеплялись за камни и наматывались целыми клубками. Словом, приливные заводи были отличным местом для пополнения припасов.

– Тебе понравился вчерашний бал? – спросила я, не отвлекаясь от поисков.

– Это, безусловно, самый роскошный вечер, на котором я когда-либо был. А тебе?

– Я очень рада, что ты пришел. Иначе мы бы вообще не танцевали.

И тут Фишера осенило.

– Ты говорила, Камилла поругалась с папой из-за проклятия? Люди правда в это верят?

– Как выясняется, да.

– На твою семью обрушилось множество несчастий, но это не значит… – Фишер ухватил за клешню краба-скрипача, пытаясь отвоевать у него кусочек ламинарии. – Мне ужасно жаль.

– Для меня все это на самом деле не так важно. А вот Камилла сейчас – наследница. Ей нужна удачная партия, и она переживает, что никогда не найдет мужа, если будет сидеть в уголке на каждом балу.

Фишер задумался.

– Если бы только был способ увезти вас всех… уплыть далеко от Соленых островов, туда, где никогда не слышали о проклятии Фавмантов.

– Вот! Вчера я сказала ей то же самое! Но она думает, что это невозможно.

Фишер поднял глаза и посмотрел вдаль, в сторону Сольтена, как будто пытался вспомнить что-то давно забытое.

– Интересно… – Он пожал плечами и тихонько усмехнулся себе под нос. – Хотя это, наверное, всего лишь байки. Забудь.

– Что? – спросила я, подойдя к нему, чтобы положить собранные водоросли в корзину.

– Когда растешь на кухне, узнаешь много всяких историй. Выдумки, да и только.

– Фишер, – не отставала я.

Он вздохнул:

– Звучит немного дико, да? Но я как-то слышал о портале – потайной двери. Для богов.

– Для богов? Что им делать в Хаймуре?

– В стародавние времена боги принимали гораздо больше участия в жизни смертных. С ними советовались по любым делам – от искусства до политики. Некоторые из них до сих пор с нами. Ты же знаешь: Арину то и дело замечают в опере и театрах столицы. Она говорит, что приносит вдохновение.

Я кивнула. Фишер потер затылок и продолжал:

– Понятное дело: они не могут просто взять экипаж и приехать сюда из святилища. Так? Им нужен вход, чтобы попасть в наш мир. Поэтому есть особые двери. Если не ошибаюсь, кто-то из лакеев говорил, что одна из них есть на Сольтене. Сам Понт пользуется ею во время путешествий. Ты произносишь некие волшебные слова и переносишься в дальние края. Но это просто байка, – подытожил Фишер, помявшись.

Такая дверь должна быть помечена особым знаком, но я точно никогда не видела ничего подобного на Сольтене. Возможно, это действительно бред. Но…

– Он никогда не упоминал, где может находиться Понтова дверь? – с надеждой спросила я и сама смутилась от своей наивности.

Фишер покачал головой:

– Забудь об этом, Аннали. – Он взял в руки корзину и встряхнул ее содержимое. – Как думаешь, этого достаточно?

– Более чем. Большое спасибо! Думаю, Морелла оценит.

Мы столкнули лодку обратно в воду. Солнце ласково согревало землю золотистыми лучами. Я посмотрела на Фишера. Наблюдая за работой его мышц во время гребли, я с замиранием сердца вспомнила, как эти сильные руки обхватили меня.

Мои мечтания прервал громкий всплеск где-то впереди. Краем глаза я заметила промелькнувший зеленый ласт. Морская черепаха! Фишер поморщился, вглядываясь в даль.

– Аннали, не смотри!

Из воды вырвалось красное щупальце и яростно ударило по волнам. Улыбка сошла с моего лица. Это был типичный окрас кальмара – судя по всему, огромного. Когда мы проплывали мимо, я едва сдерживала слезы. Морская черепаха изо всех сил боролась за жизнь. Щупальца охватывали ее со всех сторон, терзая и сжимая в попытке разломать панцирь. Кальмары – даже таких внушительных размеров, как этот, – не ели черепах. Они делали это ради забавы.

Я сидела за роялем, отрабатывая очередной пассаж. Это было непростое произведение с повторяющимися глиссандо и сложным ритмическим рисунком, и для него требовалась абсолютная концентрация. К несчастью, мой ум был занят чем угодно, кроме музыки, так что звучание оставляло желать лучшего.