– Я подлинный ужас Америки, – молвил глухой голос, доносившийся словно из-под земли. – От меня кровь стынет в жилах. Все остальные лишь жалкие мои копии. Я воплощенная фантазия Эдгара Аллана По. Устрашаю множеством отвратительных деталей. Подавляю дух. Взгляни на мою кровь и мои кости – как они тошнотворны! Грим мне ни к чему. Орудую саваном, крышкой гроба и гальванической батареей. Со мной ты поседеешь за одну ночь.

Призрак умоляюще протянул ко мне истлевшие руки, но я покачал головой, и он исчез, оставив после себя омерзительное зловоние. Я бессильно откинулся на спинку кресла. Мой страх и мое отвращение сделались так сильны, что я готов был вовсе отказаться от намерения иметь у себя в доме привидение, лишь бы не видеть больше таких мерзостей.

Легкий шорох одежд сообщил мне, что процессия еще не завершена. Я поднял глаза, и моему взору открылась белая фигура. Когда она переступила порог, я разглядел в ней прекрасную молодую даму в старинном наряде. Руки ее были сложены, бледное гордое лицо хранило отпечаток страстей и страданий. Она пересекла зал, издав шорох, подобный шелесту осенних листьев, и, обратив ко мне свои прелестные, невыразимо печальные глаза, сказала:

– Я горюю, я трогаю чувства. Моей красотой дурно воспользовались. Меня покинули и предали. Я кричу в ночные часы, скользя по коридорам. Происхожу из самого что ни на есть почтенного аристократического семейства. Обладаю эстетическим вкусом. Меня устраивает эта старая дубовая мебель, но нужно побольше кольчуг и гобеленов. Возьмете ли вы меня?

Сделав изящную каденцию[18], ее голос стих, и она просительно вытянула руки. Я склонен поддаваться женскому влиянию. К тому же что было бы привидение Джоррокса против этого? Мог ли я найти призрак в лучшем вкусе? Стоило ли мне подвергать мои нервы угрозе новых встреч с полуистлевшими существами или же прямо сейчас ответить прекрасной гостье согласием? Она, словно угадав мои мысли, наградила меня ангельской улыбкой, которая решила дело.

– Она мне подходит! – воскликнул я. – Беру!

Воодушевившись, я сделал шаг ей навстречу, выйдя из защищавшего меня магического круга.

– Арджентайн, нас ограбили!

Я смутно слышал эти слова, но они были сказаны, вернее, выкрикнуты, много раз, прежде чем я смог наконец уразуметь, что они означают. Переняв их ритм, кровь неистово застучала у меня в голове, и монотонное «ограбили, ограбили, ограбили», подобно колыбельной, смежило мои веки. Когда же энергичное встряхивание заставило меня открыть глаза, я увидел миссис Д’Одд менее, чем когда-либо, одетую, и более, чем когда-либо, разъяренную. Впечатление, произведенное ею, оказалось достаточно сильным для того, чтобы собрать мои рассеянные мысли, и тогда я понял, что лежу навзничь на полу среди пепла, выпавшего из камина. В руках у меня была маленькая склянка.

Я с трудом встал, но от слабости и головокружения не мог стоять и снова упал в кресло. По мере того как мой мозг прояснялся, стимулируемый криками Матильды, я вспоминал события минувшей ночи. Вот дверь, в которую входили мои сверхъестественные гости. Вот меловой круг с иероглифами на полу. Вот бутылка из-под бренди и коробка из-под сигар, которые мистер Абрахамс почтил своим вниманием. Но где сам торговец привидениями и почему из открытого окна свисает веревка? И где, о где же гордость поместья Горсторп – великолепное блюдо, предназначенное услаждать взоры многих поколений Д’Оддов? Наконец, зачем миссис Д’Одд стоит передо мной в рассветной мгле, заламывая руки и твердя одни и те же слова? Прошло немало времени, читатель, прежде чем мой затуманенный ум нашел ответы на все эти вопросы.

Мистера Абрахамса я никогда более не видел, равно как и блюда с восстановленным гербом моего рода. Но огорчительнее всего то, что с тех пор передо мной ни разу не мелькнуло печальное привидение в колеблющихся одеждах. Больше я его не жду. Собственно говоря, события той ночи излечили мою манию сверхъестественного, настолько примирив меня с девятнадцатым веком, что я переселился в заурядное современное здание на окраине Лондона, давно облюбованное миссис Д’Одд.

Если же читатель желает получить объяснение произошедшему, то таковых объяснений может быть несколько. В Скотленд-Ярде не исключают, что мистер Абрахамс есть не кто иной, как Джемми Уилсон, он же Ноттингемский Домушник. Во всяком случае, приметы этого замечательного грабителя очень напомнили мне моего продавца привидений. Упомянутый мной саквояж нашли на соседнем поле. Внутри оказался превосходный набор отмычек и сверл. Глубокие отпечатки ботинок на грязи по обе стороны рва указывали на то, что сообщник, которого я видел накануне приезда мистера Абрахамса, принял у него мешок с ценными металлическими изделиями, выброшенный из окна. Несомненно, эти негодяи, рыская в поисках работенки, услыхали неосторожные речи Джека Брокета, хлопотавшего по моему поручению, и не замедлили воспользоваться соблазнительной возможностью.

Что же касается менее материальных визитеров, чьим причудливым видом я насладился в ту ночь, то стоит ли приписывать их появление какой-либо иной силе, кроме оккультных познаний моего Ноттингемского друга? Я долго колебался и, наконец, решил рассеять свои сомнения, обратившись к известному медику, которому я послал несколько капель так называемой «эссенции лукоптоликуса» со дна моей склянки. Полученный ответ прилагаю для сведения читателя. Счастлив завершить мое небольшое повествование весомыми словами ученого мужа.