Войдя, я застал мистера Абрахамса в прежней позе. Последствий тех движений, которые я слышал, не наблюдалось. Разве что упитанное лицо торговца привидениями зарумянилось от физических усилий.

– Все ли у вас благополучно? – осведомился я, стараясь держаться как можно непринужденнее, но притом невольно оглядывая зал в надежде на то, что мистер Абрахамс здесь уже не один.

– Для завершения дела нужна ваша помощь, – торжественно промолвил он. – Садитесь рядом со мной и испейте эссенции лукоптоликуса, которая снимет завесу с ваших глаз. Что бы вам ни довелось увидеть, не двигайтесь и ничего не говорите, дабы не рассеивать чары.

Голос моего гостя сделался тише, от вульгарных манер типичного кокни не осталось и следа. Я сел в указанное им кресло и принялся ждать. Очистив пол от камыша там, где мы сидели, мистер Абрахамс опустился на четвереньки и начертил мелом полукруг, внутри которого оказались мы сами и камин, а вдоль линии нарисовал какие-то иероглифы, довольно похожие на знаки зодиака. Потом он поднялся и стал произносить длинное заклинание, тараторя так быстро, точно это было одно гигантское слово на каком-то диком гортанном языке. Дочитав сию, если можно так выразиться, молитву, мистер Абрахамс достал уже виденную мной бутылочку и налил пару чайных ложек прозрачной жидкости в склянку, которую передал мне, с тем чтобы я ее осушил.

От эссенции исходил сладковатый аромат, несколько напоминавший запах определенных сортов яблок. Прежде чем поднести чашу к губам, я заколебался, но нетерпеливый жест мистера Абрахамса заставил меня отбросить сомнения. Вкус оказался довольно приятным. Не ощутив, однако, мгновенного эффекта, я откинулся на спинку кресла и сосредоточился на предстоящем. Мой гость тоже сел и стал повторять свои заклинания. Время от времени я ощущал на моем лице его взгляд.

Наконец я почувствовал, как по телу начала разливаться сладостная теплая истома, вероятно, от камина или по другой необъяснимой причине. Неодолимое желание уснуть отяжелило мои веки, мозг же, напротив, усердно работал: в нем замелькали сотни прекрасных картин и приятных мыслей. При этом мной овладела такая слабость, что, когда мистер Абрахамс поднес руку к моему сердцу, словно бы желая узнать, бьется ли оно, я хоть и был в полном сознании, но никак не воспротивился и даже не сделал никакого вопроса. Все, что было в комнате, словно бы закружилось вокруг меня в дремотном танце. Голова огромного лося на дальней стене торжественно кивала, а массивные подносы на столах исполняли котильон с бутылкой кларета в ведерке и вазой для фруктов. Моя голова под собственной тяжестью опустилась на грудь, и я совсем забылся бы, если бы скрип двери в другом конце зала не заставил меня очнуться.

Дверь вела на возвышение, где, как я уже упоминал, в старые времена пировали хозяева дома. Когда она медленно отворилась, я выпрямился в своем кресле и, крепко схватившись за ручки, устремил полный ужаса взгляд в темноту. В глубине проема возникло нечто. Оно было бесформенно и бесплотно, и все же оно было. Как только эта неясная тень пересекла порог, в комнату ворвался ледяной воздух. Пронзив меня, холодный поток сковал мое сердце. Сознавая присутствие таинственного существа, я услыхал его голос, подобный вздохам восточного ветра среди сосен на пустынном морском берегу. Оно изрекло:

– Я незримое ничто. Я электрическое, магнетическое и спиритическое. Мою бестелесную грудь вздымают мощные вздохи. Я убиваю собак. Смертный, избираешь ли ты меня?

Я хотел было ответить, но слова будто застряли у меня в горле, и, прежде чем я сумел их исторгнуть, тень перелетела через зал и растворилась в темноте, вздохнув протяжно и печально, отчего я ощутил вокруг себя дрожание воздуха.

Снова поглядев на дверь, я, к немалому своему удивлению, увидел крошечную старуху, ковылявшую по коридору. Она прошла несколько раз вперед и назад, после чего остановилась, сгорбившись, на самом краю очерченного мелом круга и явила моему взору лицо, зловещее безобразие коего никогда не сотрется из моей памяти. Казалось, нет такого греха, который не наложил бы своего отпечатка на эти гадкие черты.

– Ха-ха! – закричала старуха, протягивая ко мне высохшие морщинистые руки, похожие на когтистые лапы какой-то нечистой птицы. – Ты видишь, кто я. Я старая злодейка. Облачаюсь в шелка табачного цвета. Насылаю на людей проклятия. Сэр Вальтер был ко мне пристрастен. Буду ли я твоей, смертный?

Скованный ужасом, я все же принудил себя мотнуть головой. Старуха погрозила мне клюкой и исчезла, издав жуткий крик.

Когда мой взгляд в третий раз обратился к двери, я уже не удивился, увидев рослого господина благородной осанки. Мертвенно-бледное лицо обрамляли темные волосы, ниспадавшие локонами на спину. Подбородок скрывала короткая заостренная бородка. Просторное облачение было из желтого атласа, шею обхватывал широкий гофрированный воротник. Измерив зал медленными величественными шагами, этот мой гость повернулся ко мне и молвил самым что ни на есть изысканно-приятным голосом:

– Я всадник. Я пронзаю, и я пронзен. Вот моя рапира. Я бряцаю сталью. Кровь обагряет мою грудь. Я издаю замогильные стоны. Многие консервативные семейства оказывают мне покровительство. Я подлинное привидение дворянского дома. Работаю один либо в компании кричащих дев.

Призрак учтиво нагнул голову, ожидая моего ответа, но прежнее удушающее чувство опять помешало мне что-либо вымолвить, и он с глубоким поклоном удалился.

Не успел он исчезнуть, как меня охватил великий ужас: передо мной возникло отталкивающее существо нечетких очертаний и неясных пропорций. Оно то заполняло собой весь зал, то делалось невидимым, но даже и тогда я ясно ощущал его присутствие. Голос у этого привидения был резкий и дребезжащий.

– Я оставляю отпечатки ног, – сказало оно, – и окропляю пол кровью. Я топаю по коридорам. Обо мне упоминал Чарлз Диккенс. Издаю странные неприятные звуки. Краду письма и незримо хватаю людей за запястья. Нрав мой весел, а хохот мерзок. Угодно послушать?

Я сделал протестующий жест, но было поздно: по комнате эхом пронесся какофонический смех. Прежде чем он успел отзвучать, привидение исчезло.

Мой пятый гость вошел торопливо и крадучись. Это был обожженный солнцем детина могучего телосложения с серьгами в ушах и барселонским платком, свободно повязанным на шее. Склонив голову на грудь, он всем своим видом выказывал нестерпимые терзания совести. Пока он расхаживал из стороны в сторону, точно тигр в клетке, я заметил в одной его руке короткий поблескивающий нож, а в другой, насколько можно было рассмотреть, клочок пергамента.

– Я убийца, – произнес он низким звучным голосом. – Я разбойник. Хожу, пригнувшись к земле, и ступаю беззвучно. Знаю испанское побережье Америки. Опытен в поиске сокровищ. Имею карты. Крепок, вынослив, быстр. Гожусь для большого парка.

Он поглядел на меня с мольбой, но я не смог ему ответить, обездвиженный ужасом при виде следующего гостя. Передо мной стоял очень высокий человек, если можно назвать человеком того, чьи кости торчат из тлеющей плоти, а лицо приобрело свинцовый оттенок. Фигура была обернута в саван с капюшоном, из тени которого злобно сверкали и искрили, как два раскаленных угля, жуткие, глубоко запавшие глаза. Нижняя челюсть отвисла до самой груди, обнаружив иссохший язык и два ряда острых черных зубов. Я содрогнулся и отпрянул, когда кошмарное привидение подошло к меловой черте.