— Давай всё, что привез, — процедил с еще большим недовольством.

Тогда Кирилл достал из кармана пухлый конверт, кредитку и новенький телефон.

— Держи. Здесь ровно пятьсот штук рублями и десять зелеными. Симку в телефон уже вставил, можешь пользоваться.

— Спасибо, — конверт с кредиткой убрал во внутренний карман куртки, а телефон оставил на столе, — в общем, сам мне не звони. Пиши смс, если что-то срочное по работе.

— И долго ты будешь здесь прозябать?

— Сколько потребуется.

— Окей. Но хотя бы в номер сходи, помойся. Шмотки смени.

— Это само собой. А ты как вернешься, свяжись с немцами, постарайся выбить выгодные для нас условия.

— Сделаю.

После Соколов поднялся, взял ключ-карту и отправился в номер. Надо было торопиться. И пока шел по коридору, набрал Семена Аркадьевича. Лишь бы только старик не обманул. Но тот ответил сразу.

— Где вас искать? — приложил карту к панели над дверной ручкой. — Хорошо. Буду через минут сорок.

Хотя бы отец Лизы не стал давать заднюю, уже хорошо.

Соколов зашел в номер, осмотрелся. Здесь было чисто, просторно, довольно дорого, но глядя на эту дороговизну, захотелось немедленно вернуться в домик егеря. К ней, к сыну. Пашка такой смышленый паренёк, интересно, как отреагирует, когда узнает, что он его отец. Или в силу возраста еще не поймет…

После душа Евгений поспешил одеться. Вот по одежде по размеру он соскучился. В коротеньких узких портках даже садиться было страшно, что уж говорить о свитере, где руки поднял, пузо с грудью оголились. И как бы сейчас хотелось пойти в магазин, накупить побольше подарков Пашке, Лизе — ее любимые пионы, по крайней мере, раньше она их любила. Но нельзя, нельзя разрушать легенду. Правда, захочет ли Семен ему подыгрывать, тоже вопрос.

На место встречи приехал, как и обещал, ни минутой позже. А отец Лизы уже ждал его у входа на рынок.

Семен так и не купил ничего, все то время, что Соколов собирался, он просто сидел на лавке и думал о том, как быть дальше. Лизе нужна помощь, нужны деньги. Увы, за столько лет он ни недвижимости, ни накоплений не заимел. Вроде руки из того места растут, к спиртному никогда не прикладывался, работать всегда работал, но хорошо зарабатывать так и не начал, а после развода какой-то надлом случился, из-за чего бросил все и подался в егеря. Настолько было паршиво. Дом достался от предыдущего егеря, тот ушел на пенсию, перебрался поближе к детям. За год Семен привел худую избу в порядок — утеплил, крышу перекрыл, отопление развел по всему дому, да много чего сделал. И до того понравилось жить в лесу, что решил остаться там насовсем. Только какой толк Лизе от его лесной избушки? Дом все равно казенный, это раз, находится за тридевять земель от цивилизации — это два, а денег на новое жилье нет. Получается, хреновый из него вышел отец-то. Так ничего и не смог добиться, и дочери оставить нечего.

— Спасибо, что дождались, — подошел к нему Евгений.

— Ох, какой, — сразу встрепенулся. — Прямо охотник.

— Да уж… охотник.

В брюках цвета хаки, темно-зеленой куртке, из-под которой выглядывала серая горловина водолазки, и черных берцах Соколов выглядел так, что здешние девушки не могли пройти мимо, не оглянувшись на такого красавца.

— Ну, с братом повидался?

— Повидался.

— Это хорошо. А сейчас пойдем на базар, как раз поможешь мне.

— Вот, возьмите, — достал из кармана сто тысяч.

— Это чего такое?

— Это ваши деньги.

— Ты там ставки что ли делал? — усмехнулся. — Раз моя десятка за два часа успела превратиться в сотню. Нет, нет, Евгений Федорович, мне столько не нужно, — и забрал из пачки свои десять тысяч.

— Вы на меня потратились, пока держали у себя. Да и спину сорвали. Я еще потом вам на карту переведу сумму в знак извинений и благодарности. А это так, на расходы.

— Уж если на то пошло, ты эти деньги для Лизы с Пашкой прибереги. Им нужнее. А мне лучше ответь на вопрос, когда собираешься признаваться ей? Она же не глупая, скоро и сама догадается.

— Не знаю. Нужен момент какой-то подходящий. И прошу вас, не рассказывайте ей, когда вернемся. Я сам… расскажу.

— Только не тяни. Если она вперёд поймет, тебе будет хана. Зуб даю. А сейчас пошли, надо затариться как следует. Лиза мне тут вон какой список настрочила, — достал из кармана тетрадный лист, исписанный с двух сторон. — Держи, — сунул ему в руку, — приобщайся к семейной жизни.

На что Соколов испытал небывалый приступ радости, хотя вида, конечно же, не подал. Все-таки приятно осознавать, что хотя бы в глазах ее отца он не конченый подонок и хотя бы он готов дать ему шанс.

А Лиза тем временем наводила чистоту. Вот как поднялась с постели рано утром, так и начала. Душа требовала какого-то очищения что ли, мозг — перезагрузки. Да и тишина в доме позволила наконец-то расслабиться, выдохнуть. Паша, правда, подбегал через каждые пять минут, спрашивал, когда вернется дядя, потом убегал весь в слезах, услышав, что дядя не вернется. И так продолжалось почти весь день, но Лиза была уверена, скоро малыш о нем забудет. Спустя день, два, пусть даже неделю, но все-таки забудет. Вообще, правильно она все сделала. Не нужен ей этот человек, ни с памятью, ни без. Конечно, чего кривить душой, за ними с Пашкой было интересно наблюдать, как они возились, играли, что-то мастерили, но воспитание ребенка куда сложнее ползаний по ковру с машинками в руках.

Лишь к вечеру она добралась до комнаты Соколова. Там надо было, как минимум, перестелить постельное. Однако у самой двери остановилась, сердце отчего-то зашлось, возникло ощущение, будто она сейчас откроет дверь и столкнется с ним нос к носу, снова окажется в объятиях, снова почувствует себя безвольной.

— Ну, что за бред, — прошептала чуть слышно и зашла в комнату, где в нос тут же ударил запах, его запах.

Бедняжка на резко ослабевших ногах так и добрела до кровати, села на край, после чего со злостью схватила подушку и уткнулась в нее носом. Если бы Соколов был здесь, скорее всего, она опять бы сдалась, что уж говорить, все два раза, можно сказать, сама из трусов выпрыгнула. Да, вот такая она дура, которую жизнь ничему не научила.

Лиза снова и снова вдыхала его аромат, терлась щекой о ткань точно кошка, прокручивала в голове все, что между ними успело произойти. А душа меж тем рвалась на части. Почему все еще так больно? Почему вопреки здравому смыслу хочется оказаться в его руках? Что за власть такую особенную он имеет над ней?

— Мам? — рядом раздался голос Паши. — А зачем ты нюхаес подуску?

— Просто хочу понять, надо ее стирать или нет, — скорее положила ту на место.

— А мне мозно понюхать? — и сейчас же плюхнулся лицом в подушку. — Пахнет дядей. Он сколо плиедет?