Следует сказать, что русские мануфактуристы вырабатывали немало качественных тканей, которые частенько выдавались за иностранные. Мемуарист описывал, как в Могилеве ему предложили «приобрести по дешевой цене контрабандное голландское полотно.

Магазин русских изделий в доме князя Гагарина на Кузнецком Мосту в Москве

Мой Радзиковский польстился перспективой выгодно перепродать таковое полотно в Москве и на эту спекуляцию упросил меня дать ему денег в счет будущего жалованья. он вышел с своей покупкой, тщательно обернутой в бумаге и с ярлыком, как следовало быть заграничному холсту. Полячок мой уже метил на шурина моего Алексея Ивановича Нарышкина как на готового покупателя, зная его наклонность франтить туалетными принадлежностями; но каково было в Москве его разочарование, когда знатоки этого товара нашли, что контрабандный холст был православного ярославского изделия, какое можно было купить в Москве дешевле, чем слупили с Радзиковского»364. Сегодня наша промышленность практически полностью парализована и ничего не производит, все более или менее качественные ткани и предметы одежды завозятся из Европы, и нам трудно поверить, что сто пятьдесят лет назад картина была совершенно иной. Москвичка Мария Александровна Лопухина покупала ткани для своей кузины, проживавшей за границей. В одном из ее писем читаем: «Такого газу, как ты желаешь, больше не выделывают, зато есть золотой и серебряный муар, он великолепен и мягок, как шелковый. Кроме того, есть муар розовый, синий, пунцовый, желтый, лиловый и серебряный. Все это прелестно на вид и, как я сказала, имеет совершенную мягкость шелкового. Цена не так уж велика, по семнадцати с полтиною»365.

Чтобы познакомить русских покупателей с отечественными производителями тканей и других изделий, в обеих столицах попеременно устраивались мануфактурные выставки. Первая такая выставка открылась в Петербурге в 1829 году, ее посмотрело «более ста тысяч человек, следовательно, почти третья часть всего населения» столицы366. К посещению допускались свободно люди всех состояний, а Николай I всячески покровительствовал этому начинанию – и выставки вызывали живой интерес горожан. В 1833 году в Петербурге проходил уже третий форум. Светская дама Долли Фикельмон записала в своем дневнике: «В настоящее время в здании Биржи – выставка русской промышленности, в которой в последние годы замечается огромный прогресс. На ней представлены поистине прекрасные вещи. Особенное восхищение вызывают станки, инструменты, оружие, всевозможные изделия из металла и пр. Ткани также стали делать значительно лучше и красивее. Выставка хорошо оформлена и размещена в чудесной зале; толпа посетителей. Позавчера мы встретили там Императрицу. Там же я впервые увидела только что прибывшую мадам Крюднер, красивую молодую женщину»367. В те же дни Константин Яковлевич Булгаков писал брату: «Сам я, право, не умею сказать, на какой предмет я более любовался. В своем роде всякая вещь отлична, так что все почти куплено, хотя иное и недешево»368. Женщины, в отличие от Булгакова, всегда умели сказать, что их влекло Екатерина Свербеева на этой выставке отметила «восхитительную мебель… прекрасную малахитовую вазу, стоит 18 000 рублей, соломенные шляпы, похожи на итальянские, сделаны на русской фабрике, находящейся в Туле (примечательная вещь), качество соломы хорошее, шляпа стоит 50 рублей»369.

Юлия Петровна Перцова оказалась в Петербурге несколькими годами позднее и тоже застала мануфактурную выставку, в ее дневнике читаем: «Первая зала была довольно скучна для меня, потому что тут большею частью были разные машины, но во второй совершенно глаза разбежались: хрусталь, фарфор, бронза, столько богатства, столько вкуса, изящества, что право не успеешь взглянуть попристальнее на одну вещь, как уже другая бросается в глаза. Обошедши еще несколько комнат, мы пришли в комнату, где мужчины оставались равнодушными, а дамы с жадностью рассматривали все, а некоторые боясь соблазна обегали их, кажется, зажмуря[17] глаза и, признаюсь есть чем соблазниться! Какие кисейки, какие материи! На многих уже были приколоты билетики: куплено Юсуповой, куплено Нарышкиной, продано и прочее»370.

В мануфактурных выставках активно участвовали знакомые нам башмачники. В 1835 году в залах московского Благородного собрания выставляли свои изделия фирмы Брюно, Зармана (Цармана), «иностранца Карла Пироне»371. Мастерские обоих Зарманов и башмачницы Брюно вновь демонстрировали свою обувь на очередной московской выставке 1843 года372, причем «сапожный и башмачный мастер Брюно за сапоги и башмаки хорошей и прочной доброты» удостоился малой серебряной медали, его коллеги «цеховые Царман старший и Царман младший за дамския башмаки» были отмечены публичной похвалой373. На московской выставке 1853 года Матвей Пироне выставил сапоги и колодки374, и «сапожныя изделия г. Пироне занимали, бесспорно, первое место как по качеству материала, так и по работе. Материал, как видится, употреблен был лучший заграничный. Не говоря о прекрасных фасонах, особенно замечательна строчка у лаковых сапог»375. Другой обозреватель московской выставки 1853 года размышлял о производстве обуви в городе: «Что сказать об обуви? На выставке она и дешева и хорошо сделана; но в продаже вы встретите совершенно другое. Если обратитесь к сапожнику Немцу или башмачнику Французу, то услышите такия цены, каких нет и за границею, где обувь шьют, по большей части, из русской же кожи. Если пойдете в ряды… то как раз купите или подклеенныя столярным клеем калоши или сапоги, сшитые в двенадцать приемов шила»376. Как видим из этого отзыва, обувной рынок предлагал две крайности: качественную работу, отмеченную изящностью, за которую приходилось дорого платить, и дешевые непрочные изделия, лишенные следов элегантности. Тем временем городской покупатель нуждался в доступной по цене и добротно сшитой обувке.

В мануфактурных выставках неоднократно участвовала семья цветочницы Лапиной, в 1829 году получив серебряную медаль, в 1831-м – золотую медаль от мануфактурного совета с правом носить ее на аннинской ленте и богатый бриллиантовый фермуар от императрицы. Купец Дмитрий Лапин представлял свои изделия и на московской выставке 1843 года377. На московской мануфактурной выставке 1853 года выставляла свои изделия мастерская де Ладвез378.

Таким образом, в эпоху Николая I многие ткани и предметы одежды изготавливались в России. Во время же заграничных поездок модистки приобретали в первую очередь новые знания, знакомились с новинками сезона, изучали особенности кроя и отделки. Об этом они сообщали в своей рекламе. Москвичка София Латрель «внимательно изучила… все новые покрои и фасоны и с собой привезла богатую коллекцию самых моднейших выкроек», а также «искуснейшую модистку»379. Однако разовых поездок недостаточно, чтобы улавливать малейшие изменения во вкусах, и ремесленники не теряли связи с европейскими коллегами. Анна Якобсон сообщала: «Я имею теперь переписку с лучшими парижскими модистками и получаю последние фасоны и разные моды из первых рук»380. Одновременно для первой половины столетия характерна низкая мобильность русских мастериц, которая ограничивала их профессиональные возможности и не позволяла им свободно конкурировать с иностранными коллегами. Из газетных сводок об отъезжавших за границу видно, что туда отправлялись преимущественно лица иностранного происхождения, а из русских – дворяне, высокопоставленные чиновники и немногие купцы, состоявшие в 1-й и 2-й гильдиях, только в 1850-х годах стали изредка встречаться имена русских цеховых.