Детектив выжидающе посмотрел на меня.

– Должно быть, этот человек – хороший стрелок.

– Просто фантастический! – с наигранным энтузиазмом согласился со мной детектив. – Попасть с такого расстояния…

– Или он промахнулся и целился на самом деле в меня, – предположил я.

– У кого-то есть причины стрелять в вас? – Не дожидаясь ответа, Штромм ядовито осклабился. – Впрочем, позвольте угадать: вам это тоже неизвестно. Очень удобная позиция, не правда ли?

Я не успел ответить.

– Достаточно, – дверь отворилась, и в допросную зашел Эйзенхарт. – Альберт, отпускай его.

– Но…

– Под мое поручительство. Оформи как самооборону, дело я завтра… – Расстегнув на мне наручники, Эйзенхарт сверился с часами и исправился: – Вернее, уже сегодня у тебя заберу. Держите, док.

На стол передо мной легли перчатки.

– Это не мои, – отказался я.

– Теперь ваши. Пойдемте, пока Альберт не передумал. Кстати, Берт, – Эйзенхарт повернулся ко второму детективу. – С меня двадцатка, верно?

Эйзенхарт рассчитался со Штроммом и буквально вытолкал меня из допросной.

– Надеюсь, это была не взятка? – только и успел поинтересоваться я, потирая запястья. – Уверяю вас, в ней не было необходимости.

– Пари проиграл, – легкомысленно признался Виктор. Я посмотрел на него, но не смог понять, шутит ли он.

– Я полагал, азартные игры в Гетценбурге запрещены законом.

– Запрещены, запрещены. Но сами знаете, quis custodiet ipsos custodes[13] и все такое. – Мы вышли на служебную лестницу, и теперь Эйзенхарт подталкивал меня в спину. – Да поторопитесь же, Роберт! Внизу нас с вами ждет извозчик, нам нужно кое-куда успеть.

Закралось нехорошее предчувствие. Эту фразу мне уже доводилось слышать от Эйзенхарта. В прошлый раз – когда он арестовал убийц барона Фрейбурга.

– Я бы предпочел поехать домой. Быть может, вы справитесь без меня?

– Ну уж нет! Ничего, пару часов выдержите.

Доктор

Семь Лестниц, единственный в Гетценбурге район, располагавшийся на возвышенности, где в город вгрызались останки старой горной гряды, являли собой неплохую аллегорию классовой системы. На самом верху, откуда открывался панорамный вид на старый центр, располагались фешенебельные частные дома, не столь роскошные, как исторические особняки Каменного острова, но до самого фундамента пропитанные запахом как новой эпохи, так и новых денег. Посередине, вдоль километровой длины лестниц, селились богатые лавочники и торговцы редкостями. Но чем ниже ты спускался, тем беднее становились улицы. Только бедность эта была не честной и безысходной, как в работных домах и фабриках на другом берегу Таллы. Начало Лестниц, где еще хоть как-то поддерживались порядок и видимость приличий, облюбовали для себя скупщики краденого, держатели опиумных денов, хозяйки публичных домов и прочие представители преступного среднего класса. Но дальше, в узких переулках под Лестницами, – а точнее, под многочисленными мостами, соединявшими пять гетценбургских холмов, – располагались самые отвратительные трущобы города. Говорили, что вглубь этого района полицейские стараются не заходить даже днем.

Похоже, слухи не соответствовали правде. Хмурый извозчик, недовольный конечной целью нашего маршрута, высадил нас возле двухэтажного деревянного дома в начале одной из лестниц и уехал, окатив на прощание грязью из лужи.

– Зачем мы здесь? – брезгливо поинтересовался я, вслед за Виктором устремляясь в переулки Низа.

Посреди нечистот на мостовой валялось пьяное тело, заставившее обогнуть его по дуге.

– Вам надо выпить, – найдя нужную дверь, детектив безапелляционно втолкнул меня внутрь. В нос ударили запахи горелого мяса и пива. – А мне – повидать друга.

– Другое место для этого вы выбрать не могли, – вздохнул я, следуя за ним внутрь кабака.

Как ни странно, ни я в окровавленной одежде и с фингалом, ни Виктор в франтоватом костюме не выглядели чужеродно на общем фоне. Мы прошли мимо стойки, за которой сидела группа профессиональных попрошаек в живописных обносках. За ними, в углу, старьевщик в поношенном, но хорошо сшитом костюме рассматривал в ювелирную лупу пунцировку на золотом кольце. Напротив него сидел мальчишка в форме трубочиста. Было и несколько нетрезвых джентльменов, с интересом глядевших по сторонам. Не каждый день аристократу выпадает шанс попасть в такое место. Главное, чтобы Вирд и дальше благоволила им и разрешила уйти сегодня из Низа живыми.

В центре зала, откуда были убраны все столы, кроме одного, собрались проллы[14] в рабочих комбинезонах. Из толпы вынырнул молодой бык, с виду – родной брат тех двоих. Усевшись за оставшийся стол, он выставил вперед руку.

Эйзенхарт занял место у противоположной от входа стены и, смахнув со столешницы оставшиеся после предыдущих гостей объедки, позвал разносчицу.

– Расслабьтесь, док, – посоветовал он мне. – Здесь совершенно безопасно. Еда могла бы быть и лучше, безусловно, зато всегда можно побеседовать без лишних ушей.

Это было правдой. В отличие ресторанов старого города, где стук столовых приборов разносился по всему залу, здесь стоял такой гомон, что расслышать разговор за соседним столом не представлялось возможным. И все же я сомневался в безопасности этого заведения. Тем более для полицейского. Однако спорить с Эйзенхартом не стал.

– У вас похожая манера допроса, – вместо этого заметил я, когда на столе появилась бутылка зернового виски и стаканы.

– У кого?

Виктор на мгновение отвлекся от центра зала, где проходило соревнование по армрестлингу, и непонимающе посмотрел на меня.

– У мистера Штромма, – я поостерегся называть его здесь детективом, – и у вас.

– А, это, – Виктор отхлебнул из стакана. – Мы с ним давние знакомые. Поступили в полицию в один набор. Вместе патрулировали улицы. Потом оба попали к одному ментору, хороший человек был, не побоялся взять ни сироту из приютского дома, ни бездушника…

Вот почему детектив Штромм показался мне знакомым, понял я. Доводилось видеть его пару раз на обедах у леди Эйзенхарт среди друзей Виктора.

– Мне кажется, или вы на что-то намекаете, Роберт?

Виктор отставил стакан и хитро прищурился. Не знай я, что он лишен дара, заподозрил бы в его покровителе Лиса.

– Чего вы хотели добиться?

– О чем вы?

– Одностороннее зеркало в допросной комнате. Вы были по другую сторону, не так ли? С самого начала. Наблюдали. Зачем?