– Тут хоть кормят?

– Да, случаются приятные моменты. – Литвиненко невесело рассмеялся. – Прием корма входит в распорядок дня. Едой это не назвать. Бывает, что и мясом балуют, то есть червями. Они не ядовитые, просто противно… поначалу. Подъем в шесть, трехминутная оправка. За бараком длинное корыто с тухлой водой, там можно провести водные процедуры и даже почистить зубы, если придумаешь, чем это сделать. На это тоже отводится три минуты. Потом очередь над головами, а если не внял, то на тебе хорошенько разомнутся. Охрана в шесть утра злее, чем ее овчарки. Потом строем в столовую, где на прием пищи отводится вдвое больше времени, аж шесть минут. Этого вполне хватает. С разносолами там туго. Обед привозят в Кашланы. Перерыв пятнадцать минут.

– А курить дают?

– Догоняют и еще добавляют, – сказал Литвиненко. – Кто-то добывает, выклянчивает у охраны. Но такое редко случается. Для этого вертухаи должны быть в благодушном настроении, а это нонсенс. Если добыл – кури на здоровье. С огоньком, правда, проблемы. Рабочий день с семи утра до восьми вечера. Сделали бы и больше, но охрана сильно устает. Бывают несчастные случаи. С техникой безопасности тут, сам понимаешь, не сложилось. Легких раненых отправляют в санчасть, тяжелых добивают и увозят на кладбище. Вечером по прибытии в лагерь – ужин. Потом личное время, если повезет. Обычно сразу падаешь и засыпаешь. Ночь – это время надзирателей. Как они решат, так и будет. Могут хорошенько выпить, повеселеть, погонять «слоников». Способны просто подойти к любому и дать по харе. Сопротивления лучше не оказывать. Тебя, конечно, зауважают, но ты об этом уже не узнаешь.

– Ладно, мужики, может, хватит на сегодня трындеть? – проворчал Богомол. – Надо спать, пока дают. Завтра только вторник, опять погонят на работы. А силикатные блоки вручную на второй этаж таскать – это, знаете ли, тяжеловато.

– Может, покурим на сон грядущий? – как-то хитровато предложил Литвиненко.

В полумраке было видно, как он приподнялся, посмотрел по сторонам.

– Вроде спят все, вертухаи у себя.

– А есть? – встрепенулся Богомол.

– Ага.

– Здесь можно курить? – Вопрос Ильи прозвучал как-то глуповато, но был уже задан.

– Нельзя, убьют, – ответил Литвиненко и добавил: – Но если охота пуще неволи…

– Пошли к окну. – Богомол начал выбираться из кровати. – Там хорошая вентиляция, ветер все выдувает. Но только без шума, мужики. Если кто-то увидит, может настучать. Вертухаи пойдут, услышим их топот еще в коридоре, успеем добежать до кроватей.

– И даже уснуть, – с ухмылкой сказал Литвиненко.

Мужики соскользнули с кроватей, на корточках приблизились к окну. Часть стены под ним была проломлена и возникала мощная тяга наружу.

– Дым пускаем в дырку, – предупредил Литвиненко. – Курим по очереди, сначала одну, потом другую.

Лицо этого парня в темноте почти не проявлялось. Особо исхудавшим он не казался, имел лысоватый угловатый череп, оттопыренные уши. Литвиненко кряхтел, пристраиваясь под окном, добыл из складок лохмотьев спичку, огрызок «чиркалки», прикурил сигарету с фильтром. Она была вытянута стремительно. Вторую мужики смаковали, делали по две затяжки и передавали другому. Табак был нормальный, сигарета, похоже, не из дешевых.

– Ты кого-то сдал, Жора? – спросил свистящим шепотом Богомол. – Откуда у тебя это курево?

– Кого тут сдавать? – спросил Литвиненко. – Бомжи, гражданские да несколько таких героев, как мы с тобой. Не то это место, Степа, чтобы обзаводиться личными покровителями. Знаю, что шутишь, но все равно обидно. Вертухай утром выронил, когда гнал нас рожи мыть. Я замешкался, смотрю: пачка лежит, почти полная. Хвать – и в штаны. Потом вижу: этот крендель карманы обхлопывает, злится, не понимает, где потерял. За дом побежал, думал, там найдет. Весь день потом ходил надутый, орал на всех. Я уж боялся, что начнет обыскивать. Но он не стал, испугался, что свои обсмеют.

– Зябко возле дырки. – Илья поежился, слюнявя бычок, искуренный до фильтра. – Зимой вообще хреново будет.

– Ты до зимы здесь собрался жить? – удивился Литвиненко. – Забудь, парень. Мы со Степой еще месяц протянем, может, два. Ты выдержишь чуть дольше, потому что новенький и вроде крепкий. Если задираться, конечно, не будешь. Больше не осилишь. Текучка кадров, естественный износ. И не смотри на меня так. Разум здесь не ночевал, он на других планетах. Но даже в октябре холодно, согласен. Ладно, справимся. Что, мужики, накурились? Идем спать?

– Надоела, парни, вся эта бодяга. Когда же мир настанет? – проговорил Илья.

– Когда воевать будет некому, – буркнул Богомол. – Не задавайся глупыми вопросами, парень. Успокойся, мы свое отвоевали.

– Неужели вы смирились, люди? – в отчаянии прошептал Илья. – Вы же бойцы и согласны вот так жить? Со всеми унижениями и издевательствами? Работать на благо киевских ворюг, покуда не подохнете?

– А каковы будут конкретные предложения? – уточнил Литвиненко. – Бросаться грудью на автоматы? С собачками в пыли валяться? Бежать предлагаешь, парень? В Кашланах охраны больше, чем заключенных. В пути не убежать: – возят в клетках. Думаешь, мы не хотели?

– И что теперь? Опустить руки? Надеяться, что в следующей жизни повезет? Да ни хрена! – заявил Илья.

– Никогда не сдавайся и продолжай проигрывать? – Богомол хмыкнул. – Ничего, Илюха, это ты пока еще новенький, энтузиазм бурлит. Скоро обломают. Нас с Жорой уже утихомирили. Вредные мысли возникают все реже…

– Почему же, – перебил его Литвиненко и как-то задумчиво почесал пальцем макушку. – Если будут достойные предложения, основанные на реальных возможностях, то мы согласны их рассмотреть. Но только без фантастики, мой друг.

– Да были уже попытки, – проворчал Богомол. – В мае сразу две. Зинченко и Сумин из четвертого барака никого не посвящали в свои планы, разоружили надзирателей, одного из них, самого сволочного, башкой в толчок засунули. Переоделись парни в униформу, пистолетами вооружились и потопали на КПП. Там их спросили, куда они собрались в столь поздний час. Эти двое давай палить. Одного ранили, другой спрятался. Так герои даже за КПП не успели выбежать. С вышки из пулемета положили дураков. В том же месяце еще двое – Вахрушев и Штопарь – утром у вертухая автомат вырвали, череп ему проломили и побежали к машине, которая зэков на работу должна была доставить. Водила давай отстреливаться, Вахрушева положил. Штопарь завалил его, запрыгнул в грузовик и погнал. Но опять до КПП не доехал. Пулеметчики на вышках уже ученые, взяли грузовик под перекрестный огонь. Кабина как решето, Штопарь тоже. После каждой попытки побега охранники и надзиратели по ночам врывались в бараки и колотили всех подряд, чтобы знали, что такое хорошо, а что такое плохо. С тех пор все тихо. Да и вертухаи умнее стали, учатся, падлы, на своих ошибках.

– Может, разом подняться, всем баракам? – предложил Илья. – Сговориться, двинуть одновременно, часовых на вышках сделать в первую очередь. Половину потеряем, но все равно ведь погибать, верно?