шатёр, а потом нагрубила гадалке. Сейчас она, вынув из сумочки блокнот, торопливо что-то в нём писала, посматривая снисходительно поверх пенсне на публику.

– Репортёры? – понимающе спросила Оливия, но Эффи с досадой закатила глаза: – Хуже, мисс Адамсон! Это члены Комитета по надзору за общественной нравственностью. У нас недавно случился инцидент, – Эффи, не удержавшись, хихикнула, но тут же посерьёзнела, – и теперь вот без них не обходится ни одно вечернее выступление. Ну, мистер Адамсон вам потом сам расскажет, если посчитает… Арчи, дорогой! Ну, как сегодня?

У широких распахнутых настежь дверей, ведущих в зал, принимал билеты, раскланиваясь направо и налево, импозантный джентльмен в превосходно сшитом смокинге, шёлковом цилиндре и с моноклем. Его галстук-бабочка сверкал миниатюрными капельками страз, на пальце правой руки матово блестел перстень с тёмным камнем, а из прорези жилетного кармашка свисала золотая цепочка часов. «Очень рад приветствовать! Ваша ложа справа… Мы счастливы, что этот вечер… Прошу сюда…» – рокотал он низким вкрадчивым голосом, успевая проверять билеты, направлять зрителей к их местам и подмигивать хорошеньким юным особам из числа машинисток и продавщиц.

Заметив Эффи, он широко улыбнулся и раскинул руки, намереваясь заключить её в объятия, но она проворно спряталась у него за спиной, а когда тот обернулся, приставила ладошку с растопыренными пальцами к носу и показала ему язык.

– Вот негодница-девчонка… – он вздохнул, его плечи карикатурно поникли, но в голосе, когда Эффи подошла ближе, слышалось ликование: – Недурная сегодня выручка, скажу я тебе! Почти полный зал. Хватит, чтобы расплатиться с оркестром и отложить на аренду… А это кто с тобой, Эффи, дорогуша? – обратив внимание на Оливию, стоявшую в сторонке, он приосанился и выпятил грудь.

– Мисс Оливия Адамсон, сестра мистера Адамсона, и новая ассистентка Бродяги, – Эффи представила её тонким манерным голоском, и Оливия поняла, что её прибытие уже обсуждалось между членами труппы.

– Арчибальд Баррингтон, ведущий комик в амплуа светский лев, к вашим услугам, мисс Адамсон, – вынудив Оливию протянуть ему руку, он склонился над её ладонью так низко, что она ощутила на коже тепло его дыхания, а потом выпрямился и долго бормотал что-то неразборчивое низким басом, глядя ей в глаза и многозначительно улыбаясь.

Эффи сочла своим долгом вмешаться. Она без всяких церемоний хлопнула Арчибальда Баррингтона по плечу, предупредила: «Всё расскажу Лавинии, имей в виду!» – и тут же увлекла Оливию в зал, великолепие которого сейчас, когда горели все светильники и люстры, поистине поражало.

Превосходно сохранившиеся резные дубовые панели, кресла, обтянутые плотным малиновым плюшем, позолоченная лепнина – купидоны, танцовщицы и мифические существа, выполненные едва ли не в натуральную величину, благосклонно взирали на столпотворение внизу, пряча лукавые улыбки. Зрительный зал театра был рассчитан на пятьсот мест, и этим вечером он и правда был заполнен почти что целиком.

Для Оливии явилось полной неожиданностью, что для них с Эффи была подготовлена ложа бенуара. Отсюда хорошо просматривались и сцена, и зал, и музыканты в оркестровой яме.

– Видать, мистер Адамсон сильно хочет, чтобы вам, мисс Адамсон, понравилась наша программа, – с лёгкой ехидцей заметила Эффи, уютно располагаясь в кресле с мягкой спинкой и тут же разворачивая бумажный кулёк, доверху заполненный мармеладом и засахаренными орешками.

Оливия не успела ничего на это ответить. Свет в зале начал гаснуть, занавес слегка дрогнул и тут же остановился. Бравурная музыка стихла, чтобы вновь зазвучать, но теперь уже легко и невесомо – в зал, наполненный шелестом одежды и голосами опаздывающих, полилась дивная мелодия. В ней чувствовались и обещание чуда, и туманная ностальгия, и что-то ещё – неуловимое, прекрасное, как шум первого весеннего дождя или запах цветущего сада поутру.

Мелодия оборвалась уже через минуту, оркестр грянул приветственный марш, и представление началось. На сцену, потешно вскидывая передние ноги, обутые в нарядные сапожки, и кивая головой, украшенной алым плюмажем с длинными перьями, вышла почтенная ослица Дженни в яркой малиновой попонке. Её запрягли в небольшую повозку, украшенную искусственными маками и васильками, которой правил джентльмен в невообразимом наряде – во фраке, сшитом из ярких лоскутков, и гигантском цилиндре, невесть как державшемся у него на голове. Он громко распевал нечто, отдалённо напоминающее песни тирольцев, и эти утрированно-горловые звуки сразу же вызвали громкий смех на галёрке.

Пока он давал публике возможность рассмотреть себя со всех сторон, занавес подняли, и за ним обнаружился задник, изображающий просёлочную дорогу. На фоне задника стояла леди в такой же огромной шляпе, что и цилиндр любителя йодля. В одной руке она держала большой фанерный чемодан, а в другой пару шляпных картонок, в несколько раз превосходивших размерами обычные. Платье экстравагантной леди подозрительно напоминало подвенечное, и, когда она принялась подскакивать на месте и залихватски размахивать над головой картонками и чемоданом, привлекая внимание джентльмена в повозке, зрители покатились со смеху.

Из дальнейшей комической пикировки публика постепенно узнавала, что некий мистер Пупс обещал жениться на мисс Бубс и увезти её в свой родовой замок в серебряной карете, запряжённой шестёркой белоснежных скакунов. «Ну где же они, милый? Где?» – драматическим сопрано пела разочарованная леди, заглядывая под повозку и даже приподнимая плюмаж на голове ослицы. «Я обменял слуг, карету и лошадей на повозку и ослика, дорогая, ведь мы с тобой и так богачи – у нас есть наша любовь», – низким басом пел в ответ мистер Пупс, одновременно подмигивая зрителям в зале. «Но как же мы будем управляться без слуг в твоём огромном замке, милый?» – леди чуть не плакала от досады. «В нём всего одна комната, дорогая, зато уборка не займёт много времени», – успокаивал её мистер Пупс. «Но что мы с тобой будем есть, милый?» «То, что ты вырастишь на нашем огороде. И то, что купишь на деньги, заработанные шитьём и стиркой», – терпеливо объяснял жених, поворачиваясь к залу и сетуя на непонятливость будущей супруги. В финале сценки взбешённая леди принималась колотить обманщика шляпной коробкой, и они гонялись друг за другом вокруг повозки с невозмутимой ослицей, продолжавшей кивать в такт музыке и переступать копытами в ярких сапожках.

Зрителям этот немудрёный номер пришёлся по вкусу. На галёрке одобрительно топали, кто-то, мнящий себя остряком, выкрикнул: «Да ладно тебе упрямиться, мисс! Прыгай в повозку, пока мистер не передумал!»

– Арчи и Лавиния всегда открывают вечернее представление, – прошептала Эффи, наклонившись чуть ближе, и Оливию окутало ароматом фруктового мармелада. – Они умеют настроить публику на нужный лад.

В следующем номере те же актёры изображали семейную пару, прощавшуюся на железнодорожном перроне. Декорации были весьма правдоподобны, как и поведение комиков: строгая супруга, высовываясь по