Старый школьный друг из Грюндарфьордюра, Симон, решивший стать банковским служащим, а не рыбаком и только что перебравшийся из одного исландского банка в какой-то страховой фонд в Лондоне, дал ему дельный совет. Ссуду следовало брать в швейцарских франках и иенах, потому что в таком случае процентные ставки были невысоки. При сильной исландской кроне Симон на подобных операциях сколотил целое состояние.

Бьёрн воспользовался советом друга, и какое-то время все шло замечательно. Потом крона начала обесцениваться, и хотя процентная ставка оставалась по-прежнему низкой, его долг в кронах быстро возрастал. Креппа всерьез вступила в свои права, исландские банки обанкротились, и долги Бьёрна намного превысили ту сумму, какую он мог когда-либо выплатить.

Бьёрн получил хорошее предложение за квоту и судно от большой компании в Акюрейри на севере острова. Принял его и выплатил банку сколько смог. И вот теперь просил работу у каждого, кто мог взять его в море. Бьёрн имел превосходную репутацию рыбака, но ему было нелегко сдерживать себя и выполнять некомпетентные распоряжения, когда у него были свои взгляды на то, где надо искать рыбу и как ловить, поэтому некоторые капитаны вроде Густи видели в нем соперника. Но Бьёрн все-таки мог кое-как зарабатывать на жизнь и выходить в море.

Он потерял свое судно и свои мечты. Еще с детства он только и думал о том, чтобы иметь свое судно и ловить рыбу. Теперь этому пришел конец.

Когда он встретил Симона как-то вечером в пятницу в Рейкьявике, через месяц после того, как банки потерпели крах, тот удивился неудаче Бьёрна. Симон прошлой весной резко изменил курс проводимой им финансовой политики на противоположный. Его фонд получил миллионы.

Мерзавцам везет.

С тех пор Бьёрн не видел Симона.

Теперь политики говорили о вступлении в Евросоюз. Обещали, что никто не будет претендовать на исландскую рыбу, но Бьёрн-то понимал, что лет через десять испанцы, французы и англичане так или иначе оприходуют тщательно оберегаемые рыбные ресурсы его страны, ничего не оставив исландцам.

И все это вызвала кучка спекулянтов, просиживающих свои толстые задницы в теплых кабинетах, занимающих деньги, не имея какого-либо намерения возвращать их для покупки того, в чем ничего не смыслили.

Мерзавцы.

В конце концов отец Бьёрна, почтальон, всю жизнь состоявший в коммунистической партии, был прав. Все они мерзавцы.

Ветер усиливался. По голубому небу неслись маленькие облака, и даже в укрытой гавани маленькие рыболовные суденышки раскачивались, скрипели, трещали. Бьёрн побрел к «Каффивагнинну», кафе, где собирались рыбаки. Людей там было мало. Он поискал взглядом Эйнара, часто там бывавшего, желая поговорить с тем, кто станет его слушать, но никого не увидел. Взял себе кофе и печенье, сел за столик у окна и стал думать о Харпе.

Бьёрн был доволен тем, что заехал к ней накануне вечером. Она определенно в нем нуждалась, так как не видела от него ничего, кроме хорошего. В отличие от Габриэля Орна. Харпа иногда вспоминала о нем среди ночи. Этот человек был подлецом. Воспринимал Харпу как нечто само собой разумеющееся, обращался с ней дурно, чего Бьёрн никогда себе не позволял.

Его беспокоило то, как Харпа перенесет дальнейшие допросы полицейских. Ей придется нелегко, особенно потому, что, как им показалось, в январе они вышли сухими из воды. При сокрытии убийства Габриэля Орна был допущен целый ряд ошибок. Одной их них была отправка текстового сообщения о самоубийстве с телефона Орна. Бьёрн пожалел об этом, как только нажал кнопку «отправить». Это привлекло к Харпе ненужное внимание.

Он сделал все возможное, чтобы укрепить ее мужество, заставить поверить в себя. Винил остальных — Синдри, студента, прибившегося к ним парня. Это они агрессивно вели себя по отношению к Габриэлю Орну. Они использовали ее, подталкивали к тому, чтобы она вызвала его из дома. Это была не ее вина.

Их показания при первом опросе совпадали; нет причин не совпасть им и теперь. Им нужно только стоять на своем и надеяться на то, что у Харпы выдержат нервы.

Магнус, Вигдис и Арни сидели в комнате для совещаний отдела расследования преступлений против личности. Перед ними лежали бумаги из досье Габриэля Орна Бергссона. Вигдис в отличие от Арни не принимала участия в первоначальном расследовании, а Магнусу была важна именно ее точка зрения.

— Ну и что ты думаешь? — спросил Магнус.

— Меня настораживает то, в каком состоянии находилась постель, — ответила Вигдис. — Она была разобрана, когда мы осматривали квартиру Орна на следующий день после его гибели. Габриэль, по словам Харпы, уже спал, когда она позвонила. То есть его разбудили, он оделся и пошел на встречу с ней.

— Только пошел он не на встречу с ней, — пояснил Магнус. — Он направился к морю за два километра и утопился.

— А с какой стати ему было это делать? — спросила Вигдис. — Мне кажется, произошло одно из двух. Либо Харпа сказала ему по телефону что-то побудившее его тут же утопиться, либо он вовсе не кончал с собой. Кто-то сбросил его в воду.

— Заключение патологоанатома страдает неточностями, — заметил Магнус. — Габриэль Орн не был ни застрелен, ни заколот, и ничто не указывало на то, что его задушили. Во всяком случае, судмедэксперты не могли определить, были ли у него следы побоев: дело в том, что волны прибоя очень сильно потрепали тело.

— Из заключения также не видно, дышал ли еще Габриэль Орн, когда оказался в воде, — добавила Вигдис.

— Честно говоря, это уже практически невозможно выяснить.

— А не могла ли Харпа сказать Орну что-то об «Одинсбанке»? — спросил Арни. — Может, она собиралась пойти на сотрудничество с властями и посадить его в тюрьму. А вдруг он не смог перенести этого?

Магнус бросил взгляд на Вигдис. Та, нахмурившись, о чем-то размышляла.

— Из слов его родителей или новой подружки совсем не следует, что происходящее в «Одинсбанке» как-то особенно беспокоило его. Он не был замешан ни в чем, кроме нескольких непогашенных в срок займов. Никакого мошенничества. Никаких карточных долгов. Принимал наркотики, но умеренно. Почему он? Почему более никто из других банковских сотрудников в городе?

Арни пожал плечами.

— И вдруг он в полночь решает покончить с собой. Есть вполне радикальные и безболезненные способы.

— Может, он пошел прогуляться, — предположил Арни. — Чем дальше шел, тем несчастнее себя чувствовал. Оказался у моря. И решил покончить с собой тут же, на месте.

— Возможно, — согласилась Вигдис.

— Но маловероятно, — заметил Магнус.

— Показания свидетелей совпадают, — снова выступил в защиту официальной версии Арни. — И Исака Самуэльссона, парня, поссорившегося с Харпой, и Бьёрна Хельгасона, рыбака.

— Состоящего на учете в полиции.

— По поводу драки, имевшей место, когда ему было лет девятнадцать-двадцать, — уточнила Вигдис. — Оба раза в Рейкьявике. Нет ничего необычного в том, что рыбак напивается и затевает драку.