Увы, я ничем не мог им помочь – в каждом углу зала стоял эсэсовец с автоматом в руках и рыбьими глазами в черепушке. Такие сначала стреляют в то, что им показалось подозрительным, и после – не думают. За них офицеры мозгами ворочают, а автоматчикам с зиг-рунами на петлицах это без надобности. Их не для этого сюда поставили.

А еще на стальной П-образной раме, вмонтированной в пол, висел молодой парень, которому мордатый мясник в фартуке поверх белого халата сосредоточенно вырезал скальпелем звезду на груди. Рядом с этим садистом стоял знакомый мне офицер – встречались в июне, еле ноги тогда унес из его лаборатории. Пришлось головой дернуть вниз, чтоб каска сползла на брови – вдруг узнает…

Но офицеру было не до этого. Он вел допрос, говоря на русском почти без акцента, в своей участливой манере:

– Молодой человек, поверьте, мне самому это неприятно. Давайте вы все расскажете, и покончим на этом.

Парень на раме с ненавистью посмотрел на эсэсовца и плюнул. Но за мгновение до этого садист в фартуке, оторвавшись от своего занятия, метко ударил парня в челюсть, и плевок не достиг цели.

– Полегче, Фридрих, – поморщившись, сказал офицер на немецком. – Вы так мне языка убьете раньше, чем я добуду необходимые сведения.

– Виноват, господин оберфюрер, – рявкнул мордатый. – Последний штрих остался, сейчас он все расскажет, поверьте.

И полоснул скальпелем, завершая рисунок звезды на груди несчастного. Тот скрипнул зубами от боли, но не издал ни звука.

Тем временем мы поставили ящик, и офицер, припахавший нас на эту работу, приказал распаковать принесенное.

– Быстро! Но только аккуратно!

Ну да, во всех армиях мира нормально отдавать приказы, взаимоисключающие друг друга, и у фрицев по ходу было то же самое. Но спорить никто не стал – один из подошедших типов в белом халате выдал нам небольшие гвоздодеры, и мы принялись за быструю, но аккуратную работу.

А мясник сбоку от нас перешел ко второй фазе дознания – подцепив скальпелем один из краев звезды, начал не спеша отдирать его от груди парня. У меня аж челюсть заныла, когда я представил, как это больно. Но парень, побледневший как полотно, молчал. А оберфюрер – по ходу, тот самый Карл Гебхард, о котором говорил офицер на въезде в Вильчу, – продолжал неторопливо говорить на русском:

– Понимаете, мне необходимо знать где находится вход в советские секретные подземелья. Это уже наша территория, мы его все равно найдем, так что это лишь вопрос времени. И если вы поможете нам его сэкономить, я в долгу не останусь. Могу предложить вам единовременную премию в пять тысяч рейхсмарок – а это очень неплохие деньги – и хорошую работу в Германии по специальности. Кем вы работали до войны?

– Да пошел ты… сука… – расцепив зубы, простонал парень.

– Что ж, ничего не попишешь, – вздохнул Гебхард. И на немецком добавил: – Продолжайте, Фридрих. Переходите к массажу, уровень воздействия максимальный.

На лице Фридриха появилась плотоядная улыбка. Он деловито отодрал от груди парня верхнюю половину звезды, которая провисла книзу кровавым куском кожи, потом зачерпнул из стоящего рядом ведра чего-то, напоминающего битое стекло, насыпал на внутреннюю часть оторванной кожи, прилепил ее обратно на рану и принялся возить ею по кровоточащей ране.

От адской боли парень потерял сознание, на что опытный Фридрих отреагировал немедленно – прекратил пытку, подхватил приготовленное заранее ведро с водой, плеснул в лицо несчастного. И когда тот очнулся, снова начал возить полуоторванной звездой по ране…

И парень не выдержал.

– Нет… Хватит… Я скажу…

– Погоди, Фридрих, – поднял руку Гебхард, и палач остановился как вкопанный.

– Вокзал станции Янов… Внутри… В зале ожидания… Там люк в полу… Есть и другие входы, но я про них не знаю…

– Этого вполне достаточно, – кивнул оберфюрер, доставая пистолет из кобуры. Опытный Фридрих немедленно сделал шаг назад и отвернул лицо. Грохнул выстрел, на стену позади П-образной рамы брызнули мозги несчастного парня.

– Конечно, это не пять тысяч рейхсмарок и не работа в Германии, но намного лучше, чем жить славянской тварью, умеющей лишь жрать, гадить и размножаться, – пробормотал Гебхард, пряча пистолет обратно в кобуру.

А я вдруг вспомнил.

Гебхард!

Эта фамилия показалась мне знакомой, как только я ее услышал. И не случайно! Довольно много воды утекло с тех пор, как я пересекся в Зоне с клонами профессора Гебхарда – по ходу, внука этого самого эсэсовского монстра от науки! Предполагаю, что в моем времени его больше нет, ибо, помнится, я запустил в его логово двуногую мину, которая не могла не сработать[1]. И вот теперь судьба столкнула меня с дедушкой того урода, любителя проводить опыты над людьми. Видать, у них это наследственное. Ладно. Плевать, что там будет дальше, но дедушку пора валить. Наверняка он большая шишка в верхах вермахта – или же скоро станет ею с такими-то талантами – так что я, думается, офигеть как подсоблю предкам, если помножу на ноль этого оберфюрера.

Оружие болталось у меня на спине, и я разогнулся было, одновременно нащупывая рукоять автомата, – и вдруг ощутил болезненный тычок в локоть, отчего правая рука мгновенно провисла плетью.

Я резко обернулся – и увидел глаза Ивана, который качнул головой. Нет, мол, не надо. А в следующую секунду он резко рванул гвоздодером, отрывая последнюю доску очень качественно запакованного ящика.

И я увидел то, что там лежало, заботливо упакованное в гору длинной стружки. Такое ни с чем не спутаешь, увидев хотя бы один раз, а я видел подобное не единожды.

В тяжеленном ящике был автоклав. Вернее, его стеклянная часть без электронной начинки. Похожие можно найти в законсервированных подземных лабораториях Зоны, и некоторые из них вполне рабочие. И я в них лежал не раз, было дело. Многофункциональный агрегат, ничего не скажешь. И вылечить может, если раны такие, что с ними только на тот свет. И законсервировать живого человека, отправив его в анабиоз на неопределенный срок. И живых мертвецов из свежих трупов наштамповать в таком автоклаве вполне реально…

Подошел Гебхард, глянул на автоклав, скрестил руки на груди и с пафосом произнес:

– Вот оно, чудо немецкой инженерной мысли! Посредством него я серийно буду производить для Германии суперсолдат, которым нипочем все, даже смерть! Но для этого мне нужно срочно найти вход в советскую лабораторию, где русские пытаются сделать то же, что и я…

Пока Гебхард произносил столь торжественную речь, я краем глаза увидел офицера, который припахал нас с Иваном на разгрузку. Фриц незаметно махнул нам рукой – мол, чего встали? Валите отсюда, пока не начались вопросы от начальства на тему, какого лешего тут делают чужие солдаты. Видать, осознал перспективу получения трендюлей от оберфюрера и теперь пытается исправить ошибку.