В этот момент я подумала о том, что теперь нам точно конец. Может быть, физрук был добрейшей души человеком, готовым спустить нам с рук появление на поле в неположенное время, но вот взлом школьного имущества вряд ли останется безнаказанным. И как мне потом объяснять причины своего участия в этом беспределе? «Хотела убедить Иванова, что я не тупая курица» или «пыталась произвести неизгладимое впечатление на своего врага»?

Сам же Максим выглядел по-прежнему спокойным и даже расслабленным, и мне непонятным образом передавалась его уверенность, не позволившая пуститься в более привычную дикую панику. Это было очень необдуманно: вряд ли тот самый таинственный и могущественный отец решит отмазать и меня тоже, если наше дело дойдёт до директора.

— Какой-то придурок опять сорвал замок в кладовке, — Иванов смотрел на физрука максимально честным и открытым взглядом, и от этого меня буквально распирало от смеха, хотя по сути своей в этой ситуации не было ничего забавного, а мне и вовсе стоило вести себя скромнее, оказавшись пойманной учителем при таких неоднозначных обстоятельствах.

Но чёрт, просто откинув все размышления в стиле «правильно-не правильно», можно было почувствовать, насколько хорошо мне сейчас было. Даже в обществе того, от чьего имени обычно появлялась нервная дрожь.

— Надеюсь, Иванов, этот придурок снова придёт и всё починит?

— Тихо ты! — показательно шикнул на меня Максим, снова легонько пихнув в бок, хотя и сам еле сдерживал смех, стараясь со всей серьёзностью отвечать на насмешливый взгляд учителя. — Уверен, Евгений Валерьевич, что к понедельнику всё будет исправлено.

— Ко вторнику, Иванов. На выходных гимназия закрыта, если ты снова забыл, — укоризненно покачал головой Евгений Валерьевич и, махнув на нас рукой, наконец позволил себе снова в голос рассмеяться. — Всё, марш отсюда, а то докладную на вас напишу.

Дважды повторять не пришлось, и мы охотно пошли следом за ним, изрядно забавлявшимся всем увиденным и, кажется, даже нашей реакцией на случившееся. Мысленно я не переставала благодарить судьбу за то, что та послала нам именно Евгения Валерьевича, а не кого-нибудь из других дежуривших на празднике учителей, и уж тем более не охранника — вечно угрюмого и ворчливого мужчину за пятьдесят с седыми усами, которые категорически его портили и придавали худому лицу отталкивающую нескладность. Если бы он, как обычно куривший с торца здания, заинтересовался бегающими по полю точками, мы бы уже сидели в учительской и со слезами на глазах (я-то точно) вызванивали своих родителей.

— Романова, а что это за странный выбор формы для игры?

— На удачу, Евгений Валерьевич, — ляпнула я первое пришедшее в голову, а идущий рядом Максим громко прыснул, заслужив очередной больно уж хитренький взгляд со стороны учителя.

— А от тебя, Иванов, удача сегодня отвернулась? — насмешливо поинтересовался физрук, даже не пытаясь скрыть удовольствие от возможности поддеть каждого из нас, побросать подколками, как мячиками, которые необходимо было вовремя отбить обратно, пока они больно не попали по лицу.

— Наверное, удача приходит только тем, кто в гольфиках? — задумчиво протянул Иванов, так противно надменно растягивая слова, что хотелось снять туфельку и разок легонько стукнуть его в висок каблуком. Может и не разок. И скорее всего не легонько. Напыщенный самовлюблённый индюк слишком уж раздражал своими пафосными манерами.

— Или всё же тем, кто в платье? Может быть, попробуешь надеть на следующую игру? могу одолжить! — парировала я, мгновенно забыв про присутствие рядом с нами постороннего человека, чьи подколки воспринимались как слабое жужжание мелкой мошкары в сравнении с тем эффектом, что производили на меня любые слова Максима. Мне бы и хотелось закончить наше противостояние, но, однажды начавшись, оно с каждой встречей закручивалось в более плотный, нерушимый узел, становясь поистине эпичным, как борьба Монтекки и Капулетти, католиков и протестантов, США и СССР.

— Нет, Иванов, просто я говорил, что тебе нужно усерднее тренироваться, — подняв указательный палец вверх, возразил Евгений Валерьевич, идущий впереди и не заметивший, как его подопечный крепко схватил меня за локоть, вынуждая остановиться и отстать от учителя на несколько шагов. — И меньше пить, кстати!

— Раз готова одолжить, то снимай прямо сейчас, — прошептал Максим мне на ухо, и от внезапно коснувшегося кожи обжигающе-горячего дыхания по спине и рукам побежали мурашки. Я успела мазнуть взглядом по его невыносимо самодовольной ухмылке, прежде чем бросилась догонять физрука, почти перейдя на бег, не столько опасаясь ещё какой-нибудь странной выходки этого придурка, сколько желая скрыть от него болезненно налившиеся кровью щёки. — Эй, да это шутка! — выкрикнул он вдогонку, но мне проще было прикинуться глухонемой, чем придумать адекватную реакцию на подобные слова.

Я старалась идти наравне с Евгением Валерьевичем, что-то бухтящим себе под нос про тренировки, дисциплину и предстоящий матч, стараясь не только не смотреть в сторону Иванова, но и не думать о нём. Хотя, конечно же, именно его раздражающая персона занимала большую часть мыслей, в остальном сосредоточенных только на желании скорее оказаться в тепле и придумать, как привести себя в относительно приличный вид после обильных грязевых ванн, полученных на поле.

— И теперь, если кто-нибудь расскажет мне о том, как умело подкатил и завалил девчонку, я всегда буду представлять именно случившееся между вами на поле, ребятки, — закончил свою речь Евгений Валерьевич, и они с Максимом дружно засмеялись, вынуждая меня в который раз за последние минуты покраснеть, не зная, радоваться или огорчаться тому, что предшествующие этой похабщине слова я прослушала. Так хотя бы проще сделать вид, будто всё это совсем не смешно.

Мы зашли в гимназию через главное крыльцо и остановились посреди холла, к невероятному везению, не встретив никого на своём пути. Кажется, после долгого пребывания на свежем воздухе, физической нагрузки и нескольких пережитых мини-стрессов мне удалось полностью протрезветь, потому что сейчас голову в избытке наполняли страхи и сомнения, а от прежнего ощущения спокойствия и счастья не осталось и следа.

Часы уже пробили полночь: карета превратилась в тыкву, прекрасное платье — в грязные лохмотья, а выигранное пари — в сомнительной радости факт, которым я совсем не знала, как распорядиться. Да и вместо прекрасного принца, наверняка обнимающегося сейчас где-то со своей Светкой, мне остался только нагло ухмыляющийся гоблин Иванов.

— Так, ребятки, чтоб ни один из вас мне сегодня на глаза больше не попадался, спортсмены хреновы. Иванов, забудешь про замок — заставлю ночевать в каморке и отгонять любых посягателей на наш инвентарь, — резко став пугающе серьёзным, гаркнул на нас Евгений Валерьевич, оглядываясь по сторонам. — Свободны, молодёжь!

Мне хватило пары секунд, чтобы отреагировать и быстрым шагом направиться в сторону раздевалок спортивного зала, боясь внезапно оказаться застигнутой врасплох появлением одного из любопытных однокурсников. Я пыталась вспомнить, оставляла ли в шкафчике какие-нибудь сменные вещи для физкультуры, в которых возвращаться домой явно уместнее, чем в испачканном грязью платье или порванных колготках. И уже спустившись положенные несколько ступенек вниз, в длинный полуподвальный коридор, решила обернуться, чтобы проверить свои самые страшные опасения.