опустошенный стакан (не надо, наверное, много пить при детях) на стол, прямо на анкету.

– Как?

– Жертва аборта…

– А-а… Да, было один раз, кажется. Или два. Может, три.

– А почему?

Я пожал плечами:

– Дураки потому что… Может, чаю выпьем, Виталик? У тебя ведь тоже есть чайник? А то я пью вино, а ты…

– А почему тебя так назвали?

Я вздохнул.

– Мы тогда жили довольно плохо. И вообще не в Москве. В другом городе. Отец тогда нас… В общем, отец с матерью расстались по каким-то причинам, я еще маленький был. А жили в коммуналке, и я, когда был примерно в твоем возрасте, услышал, как соседка моей матери выговаривала на кухне: «Вот, Катька, ведь сомневалась ты тогда, и я тебе тоже говорила – делай аборт. И ведь пошла уже! На кой ляд развернулась от порога?.. Теперь бедуешь одиночкой, по людям полы моешь». Не знаю, почему мать хотела сделать аборт и почему не сделала, но слышал это не только я, но и сын соседки. Он был года на три меня старше. И с тех пор называл меня иногда жертвой аборта. Пока его мать не услышала и не дала ему по губам. В кровь разбила… Я, кстати, даже не знал тогда, что такое аборт, в первый раз тогда такое слово услышал…

– А почему она хотела тебя убить, мать-то? – просто спросил Виталик.

– Да говорю же, не знаю… Я и забыл уже эту историю напрочь. Совсем в голове ее не было. Ты вот напомнил… А у тебя-то отец есть?

– Был, – Виталик кивнул. – Он в шахте погиб.

– Прости. Я не знал.

– Это давно было. Я еще маленький был. Он шахтер был.

– Так ты, получается, не в Москве живешь?

И передо мной вдруг во всей красе развернулась картинка провинциального моногорода, где мужики работают в шахтах, потому что никакой другой работы нет, а у его матери, оставшейся с сыном-инвалидом на руках, теперь нет и мужика. Небось, тоже, как моя мать когда-то, лестничные пролеты по подъездам моет… Я взял в руки стакан с остатками вина и залпом выпил.

– Нет, не в Москве… – Виталик затряс головой.

– Ладно, Виталь. Ты это… Не буду спрашивать, про что твой рассказ, который ты написал, но ты когда что-нибудь напишешь, откладывай надолго. И потом через месяц-два на свежую голову прочтешь и сразу все ошибки увидишь. Я имею в виду не орфографические и не запятые там всякие пропущенные, а – стилистические. Что-то тебе глупым наверняка покажется, наивным. Это нормально. Это не потому что ты глупый или бесталанный. А потому что ты растешь – как писатель. И свои ошибки видишь. Понял? В общем собирай все в отдельную папку. Заведи специальную и все файлы туда кидай.

– Файлы?.. У меня нет компьютера. Только смартфон вот. – Виталик взял со стола и показал мне в камеру свой телефон с косой трещиной вдоль экрана. – Но на нем не попишешь. Я в тетрадках пишу.

– В тетрадках… Слушай, Виталь, я еще выпью, ладно?

Виталик пожал плечами, а я поднялся, налил из бутылки еще с полстакана вина и залпом выпил. Зря продукт перевожу. Хороший продукт. Так водку надо пить…

– Слушай, Виталик… Ты оставь мне свой адрес, ладно? Я пришлю тебе компьютер.

Лицо мальчишки вдруг каким-то неуловимым образом изменилось, словно он вспомнил что-то такое, что забывать было никак нельзя. Некоторое время он сидел и молча неотрывно глядел на меня широко распахнутыми внимательными глазами, словно впервые увидел. А потом вдруг протянул руку куда-то в сторону, и экран погас.

– Виталик! Витя!.. Черт. Шлюз! В чем дело?

– Технических проблем со связью нет, – равнодушно проинформировал механический голос. – Сеанс закончен собеседником. Не забудьте заполнить анкету.

Что за хрень!

Я опять встал, долил в стакан остатки вина из бутылки. Вдохнул запах – хоть теперь понюхать ароматы, на последней порции – и ничего не ощутил. Выпил залпом…

Бросил бутылку в мусорную корзину. Свинтил со штопора пробку, швырнул туда же. Смял пакет, в котором принес бутылку. И отправил следом.

Прошелся по комнате.

– Шлюз! Я могу поговорить с этим мальчиком завтра?

– Программа данного собеседника финализирована.

– Что это значит?

– Сегодня у данного собеседника был последний день.

– Ладно, а ты можешь связать меня с Фридманом сейчас?

Повисла пауза.

– Такого собеседника нет в базе, – через две секунды тишины отозвался динамик.

– Это администратор или как у вас это называется… Начальник всего этого.

– Шлюз предназначен только для генерации связи между собеседниками. Если вам необходимо связаться с другими субъектами в своем мире, воспользуйтесь иными каналами связи. У вас еще есть вопросы?

– Нет. – Я достал из кармана пиджака, висящего на спинке крутящегося кресла, мобильник.

– Благодарю вас. Не забудьте поставить галочку в анкете. Когда будете готовы начать новое собеседование, нажмите зеленую кнопку.

Я посмотрел на смартфон, потом на анкету. Взял ручку, придвинул к себе листок и задумался. Вспомнил голубые глаза и непричесанные вихры мальчика. А чего я, собственно, думаю? Чиркнул пару раз в углу анкеты, расписывая ручку, и поставил большую галку в клетке «человек».

После чего нажал на экранчике смартфона «вызов» напротив Фридмана.

А потом сразу «отбой»…

Я никак не мог решить, сейчас мне обратиться с моей просьбой к Андрею или позже. С одной стороны, раскрывать свои карты – о том, что я догадался про психологический эксперимент и что все его участники суть живые люди, – мне почему-то не хотелось. С другой, признаться в этом позднее, наверное, еще хуже – получается, я знал и не сказал. Может, я им смажу результаты своим враньем, точнее, тем, что не признался? Да и по горячим следам ему, наверное, проще будет найти мне адрес.

Накинув пиджак, я прошел к лифту и, когда он открыл двери с целью меня проглотить, я послушно проглотился, шагнув в его стальное равнодушное нутро, и после секундного колебания нажал пятый этаж, где был кабинет Андрея.

Дверь его кабинета была не до конца закрыта, и я уже протянулся к ручке, чтобы войти, как вдруг сквозь щель услышал английскую речь. И насторожился. Даже не поняв сначала, почему. Просто повернул голову и прислушался. Кажется, Фридман говорил с какой-то женщиной. Причем говорил по видеосвязи, поэтому ее голос мне было слышно не очень хорошо, он булькал и пропадал. Однако несмотря на это показался мне знакомым.

– …почему ты это сделал, господи, зачем ты так поступил? – почти простонал этот женский голос.

– Прости. Я был неправ, – успокаивающе проговорил Андрей, и по его интонации