Потом последовало объявление войны. Все иностранцы, пребывавшие в Берлине, тут же подлежали регистрации. Из-за „форс-мажорных“ обстоятельств мой контракт с театром пришлось расторгнуть. Но театральный портной потребовал с меня 80 тысяч франков за подготовленные им для выступлений сценические костюмы и отобрал в счет этого долга все меха и все украшения, что были у меня».

Далее последовал рассказ о потере багажа во время поездки в Швейцарию. Далее она утверждала: «Вернувшись на родину, я чувствовала себя ужасно. У меня совсем не было денег. Правда, у меня был в Гааге мой бывший любовник, полковник барон ван дер Капеллен из второго гусарского полка. Он был женат и очень богат. Но, зная, какое значение для него имеет одежда, я не могла появиться у него, не обновив свой гардероб. Однажды, когда я выходила из церкви в Амстердаме, со мной заговорил незнакомец. Это был банкир ван дер Шельк. Он стал моим любовником. Он был ко мне очень добр и щедр. Так как я перед ним выдала себя за русскую, он мне показал большую часть страны, не подозревая, что я знаю ее лучше его.

Когда я снова обеспечила себя порядочным гардеробом, я вернулась к барону ван Капеллену. Он и сегодня остается моим любовником».

А вот дальше Мату Хари подвела память, поскольку она заявила, что вернулась в Париж «в мае 1915 года», чтобы забрать свои вещи, оставшиеся там на хранении. В действительности, как мы уже убедились, этот визит состоялся только в декабре 1915 года.

По словам Маты Хари, сказанным на допросе 13 февраля 1917 года, «я поехала через Англию и Дьепп. Три месяца я жила в „Гранд-Отеле“, (это не соответствует действительности. – Б. С.) и стала любовницей маркиза де Бофора, проживавшего в той же гостинице. Я просто не хотела быть одинокой в Париже. Так как английская граница из-за военных перевозок была закрыта, я со своими десятью ящиками багажа вернулась в Голландию через Испанию».

На этом же допросе Мата Хари выразила протест против тюремных условий и потребовала, чтобы ее защитником был Клюне. На следующий день, 14 февраля, наша героиня давала показания о своем пребывании в Голландии и о второй поездке в Испанию, причем в Гааге на этот раз она чувствовала себя «совершенно безнадежно». Ее любовник, барон ван дер Капеллен, служил на границе. Найти кого-то, кто бы ее содержал, в Голландии было очень трудно. Тем временем маркиз де Бофор уговорил ее вернуться во Францию. Мата Хари призналась следователю, что в июне 1916 года (на самом деле 24 мая) отплыла на пароходе «Зеландия», чтобы через Виго и Мадрид вернуться в Париж. Затем она описала голландца по фамилии Худемакер, вероятного британского агента, который «постоянно курсировал между Виго и Амстердамом исключительно в целях выдачи голландцев, датчан и норвежцев, ехавших в Южную Америку ради восстановления прерванных немцами торговых связей. В Фалмуте он обычно стоял рядом с британским офицером, проверявшим паспорта. Некоторые пассажиры арестовывались сразу после того, как сходили на землю».

Другой голландец, по фамилии Клейндерт, посоветовал Мате Хари «быть поосторожней с этим грязным евреем, который всем рассказывает, что был в вашей каюте». Тогда она попросила капитана заставить Худемакера выйти на палубу и сказать перед всеми пассажирами, был он или нет в ее каюте, и принести ей публичные извинения. А когда он отказался, то под восторженные возгласы пассажиров «Ура!» и «Браво!» она ударила Худемакера по лицу так, «что из его рта пошла кровь». Этот инцидент затруднил ей въезд во Францию. Когда Мата Хари попыталась сесть в поезд на французской стороне границы в Андае, она, по ее словам, «подверглась обыску. После того меня привели в бюро „Специальной полиции“. Три господина начали допрос. Они утверждали, что мне не дозволено въезжать во Францию. Я протестовала и требовала назвать причину отказа.

– Мне не нужно называть вам никаких причин, – ответил один из полицейских. – Вы можете ехать в Сан-Себастьян и там попросить объяснений у вашего консула.

Но консул был испанский виноторговец, совершенно не разбиравшийся в таких вещах. Потому я написала письмо г-ну Камбону, генеральному секретарю французского министерства иностранных дел. На следующее утро я, с письмом в руке, двинулась назад на вокзал Андая. Но человек, который предыдущим вечером допрашивал меня, на этот раз разрешил мне пройти безо всяких трудностей».

В Париже, как пожаловалась Мата Хари следователю, «маркиза де Бофора не было, и он не мог получить отпуск. В салоне мадам Данжвилль на Рю Тронше, 30, я встретила одного русского офицера по фамилии Гасфилд, который представил меня своему другу, капитану Вадиму Маслову из русского первого особого императорского полка. Он стал моим любовником. Это была большая обоюдная любовь. Часть Маслова дислоцировалась в Мэйи (у Реймса). Как только у него было время и возможность, он приезжал ко мне».

Дальше речь зашла о поездке в Виттель, в связи с чем Мата Хари описала свою первую встречу с капитаном Ладу: «В это время я как раз собиралась ехать в Виттель, к чему привыкла еще до войны. Лейтенант драгунского полка Аллор, которого я хорошо знала, работающий сейчас в военном министерстве, посоветовал мне отправиться на Бульвар Сен-Жермен, 28. Меня там очень дружелюбно встретил один господин в штатском, капитан Ладу».

Ладу посетовал, что Витель – прифронтовая полоса, и иностранцу туда очень трудно попасть. Мата Хари возразила, что много раз бывала там до войны. И в случае отказа выразила желание отправиться в Рим и Фьюджи, где воды не хуже. Капитан успокоил ее, что не против выдать пропуск, но заявил, что вынужден будет задать ей ряд вопросов. В частности, он поинтересовался:

«– Что за господин ехал с вами от Мадрида до Андая?

– Это был муж русской балерины Лопуховой, с которой я делила купе. На следующее утро он попросил разрешения принести завтрак своей жене.

Ладу расспрашивал ее о людях, которых она встречала в Голландии, а она заодно поведала ему о своих любовных приключениях, гордо заявив:

– Я любовница полковника барона ван дер Капеллена.

– Как он относится к Франции? – осведомился Ладу.

– Он очень элегантный господин, любящий все, что поступает из Франции, – уверила капитана Мата Хари. – Он пишет мне только по-французски, и в его письме, которое я получила только сегодня, он писал: „Маргарета, ты, которую так любит Франция…“

Капитан сразу ухватился за эту зацепку:

– Если вы так любите Францию, то вы, вероятно, смогли бы оказать нам ценные услуги? Не думали ли вы уже об этом?

– И да и нет. Такого рода услуги не предлагают, пока о них не попросят.

– Были бы вы готовы?

– Я еще не думала об этом серьезно.

– Вы ведь очень дороги, не так ли?

– В любом случае!

– Как вы думаете, чего вы стоите?

– Все или ничего. Если кто-то доставит вам важные сведения, которые вы ожидаете, – тогда он дорог. Если у него это не выйдет, он не стоит ничего».

Затем Ладу порекомендовал ей найти некоего Монури, который и даст разрешение на поездку в Виттель. А по поводу вербовки прибавил: «Что касается дела, о котором я с вами говорил, – приходите ко мне, как только вы примете решение». Далее Мата Хари поведала Бушардону, что ее друг Анри де Маргери порекомендовал ей принять предложение Ладу, поскольку она, дескать, может принести пользу Франции. И на следующий день она сообщила Ладу, что принимает его предложение. Тот хотел сразу же снарядить ее в Бельгию или в Германию, но она попросила сначала дать ей возможность полечиться в Виттеле.