— Ты думаешь, мы об этом не знаем? Я сам своими глазами видел эту проклятую ловушку. А ящер отирался рядом с ней. И ничего.

— Как это ничего? — Тигард по-детски обиженно развел руками, он просто не мог поверить.

— А вот так.

— Но он же просто животное! Загнать его! Если мы все соберемся, мы сможем! Я слышал…

— Он не просто животное, — проговорила одна из присутствующих на совете женщин. — Он еще и мужчина. Человек.

— Мужчина… — потрясенно пробормотал Тигард. — То есть, этот кошмарный ящер обладает разумом и способен менять обличье?

Ясно теперь стало, зачем ему была невеста. Тигард с отвращение представил, что чудовище своими лапами будет касаться Гесты, и его чуть не вывернуло. Но хуже всего, теперь он даже не знал, как спасти девушку.

Зато новость о невесте чудовища с большим интересом восприняли другие.

Ночью Зэйн ходил туда, где ему лучше всего думалось. У этого места была особая магия, он ее чувствовал, как сжатую пружину или взведенный механизм. Здесь была ожидающий своего часа магическая ловушка. Его отложенная, законсервированная смерть.

Отец скрыл этот инструмент сдерживания в сердце Лабиринта и считал, что Зэйн никогда о нем не узнает, а Зэйн считал, что отцу незачем знать, что он знает. Это был их маленький общий секрет. По первости, когда только обнаружил, юношеский кураж заставлял Зэйна пытаться активировать ее. У подростков бывают суицидальные наклонности, тем более с такой, как у него, неустойчивой раздвоенной психикой.

Однако тогда это ему не удалось. С тех пор он привык к существованию ловушки и приходил сюда, когда нужно было что-то обдумать. В этом было что-то философское, примерно так же человек ищет уединения на кладбище среди могил, чтобы разобраться с самим собой.

Вот и теперь огромный ящер в задумчивости стоял против покоившегося на возвышении каменного ларца и пытался привести в порядок мысли.

Конечно же все вертелось вокруг нее, его невесты.

Много новых противоречивых впечатлений.

Он хотел изучить ее и подобрался на максимально близкое расстояние. И теперь, получив дикий заряд эмоций, не знал, что с этим делать.

— Хотел ближе?! Куда уж ближе! — чертыхался Зэйн, на все лады обзывая себя идиотом. — Ближе некуда!

Мужчина лгал себе. Просто в его жизни все опять перевернулось с ног на голову. Когда узнал, что отец решил навязать ему какую-то непонятную невесту, сделать из него примитивного осеменителя, был готов разорваться от злости и унижения. Ярый протест вызывала мысль, что ему придется к ней приблизиться.

Теперь же наоборот, он испытывал необъяснимое желание приблизиться.

И это тоже вызывало протест.

Все началось с того, что ему вздумалось облегчать ей жизнь!

Какого черта! Пусть бы и таскала эту проклятую цепочку, символ своей девственности! Ему-то что. Ходила же, вот и ходила бы дальше. Незачем было приближаться, смотреть в ее глаза, вдыхать запах волос, чувствовать под пальцами тонкую золотистую кожу.

А теперь ощущения не желали уходить из сознания, вызывая волны огненных искр где-то под ребрами и трепет на коже.

Глупо и бессмысленно.

Зэйн глухо рычал про себя, понимая, что все началось гораздо раньше. С того самого момента, когда он впервые ее увидел. Эти светящиеся глаза, в которых не было страха, одно какое-то восторженное детское любопытство. Еще тогда задело его, засело занозой.

Да она и была ребенком, эта его блаженная невеста. Сказать ему, что он не злой…

Спросила бы у тех, кого он растерзал в приступах животной ярости, когда был зверем. У женщин, которых пользовал и выбрасывал, как грязь, как объедки. Бессмысленно было сожалеть об этом. Да он и не сожалел, потому что нельзя исправить прошлое. Зэйн испытывал досаду. Это угнетало и раскалывало его, заставляя желать влезть ей в голову, разобраться, почему она видит его таким, эта девочка с чистыми светящимися глазами.

Он хотел понять, осмыслить, дойти разумом до ответов. А вместо ответов получил жар и необъяснимое болезненное томление, словно укололся грудью об острый шип, и теперь это место саднило.

Надо дистанцироваться, дать себе передышку и пространство.

Решение не приближаться к девушке созрело так же внезапно, как и осознание, что она на него слишком непредсказуемо действует.

Пространства! Чего-чего, а уж этого в Лабиринте было много, можно хоть месяцами бродить. Но ему почему-то стало тесно, а все дороги, куда бы он ни направлялся, вели в одно место. К ней.

На следующий день незнакомец не появился.

Сначала Геста огорчилась, а потом сказала себе, что у него наверное, дела. Побродила внизу, убеждая себя, что вовсе его не ждет и не ищет. Можно было зайти немного дальше, но девушка побоялась, вдруг не найдет дорогу назад. И,если честно, не хотелось сердить лишний раз чудовище.

Ящер приходил утром, приносил еду. Но выглядел каким-то замкнутым и избегал сталкиваться с ней взглядом. Геста уже научилась читать по его физиономии, каменное выражение, сжатые челюсти, как будто он обижен. Ей даже почудились в его свистящем голосе рычащие ноты.

А сама она чувствовала себя неловко, вроде как нарушила запрет, и тоже старалась лишний раз не смотреть в его сторону. В общем, утреннее общение с чудовищем оставило у нее тяжелый осадок, а то, что незнакомец (Яз, как она называла его про себя) так и не появился, было еще более огорчительно.

Придя в свою комнату, Геста уселась на кушетку, сложив руки на коленях, и уставилась в угол. Как глупо все вышло, не успела даже толком поблагодарить того мужчину. Но, во всяком случае, теперь хоть ходить нормально можно, и руки ничего не сковывает. Избавившись от дорогих и пугающих статусных украшений, Геста словно почувствовала себя свободнее.

Грустно, конечно…

Странная из нее вышла невеста, подумалось Гесте. А потом она пожала плечами, усмехнувшись про себя, и тихонько запела венчальную песню. Эту песню иногда певала ее приемная мать Селла, посматривая на старину Кима, и глаза ее при этом таинственно блестели.

Бродить целый день вокруг, не попадаясь на глаза и не приближаясь, было сложно. Потому что Зэйна и человеком, и зверем притягивало к девушке, словно какой-то странной магией. Но он поставил себе жесткий предел. Надо успокоиться, понять, что с ним происходит. Возможно, это именно магия, он же видел, девчонка магичила. Это может быть просто откат, такая его реакция на постороннюю магию в стенах Лабиринта.