Мы зашагали по аллее, которая вывела нас на оживленную улицу Воа.

Я напряглась, когда по моему лицу скользнул взгляд какого-то мужчины. Потом – женщины. И ребенка. Глаза встречных цеплялись за меня, на затем люди отворачивались.

– Вот!.. – зашипела я и прижалась к Акосу. – Меня уже узнали!

– Вовсе нет, – возразил он. – Они смотрят, потому что у тебя ярко-синее лицо.

Я аккуратно коснулась щеки там, где краска определенно подсохла. Кожа оказалась шершавой на ощупь. Я как-то не сообразила, что в такой день взгляды чужих не значат ничего.

– По-моему, у тебя развивается паранойя, – предположил Акос.

– А у тебя – мания величия, если ты забыл, что регулярно огребаешь от меня в спортзале.

Он беззаботно рассмеялся:

– Куда пойдем?

– Есть идея, – ответила я.

И я ринулась налево, прочь от центра, туда, где улицы были не так запружены народом. В воздухе клубилась пыль, но по небу бежали фиолетовые тучи. Как только взлетит побывочный корабль, начнется гроза, которая очистит город, окрасив его синим.

Официальную, поощряемую правительством часть торжества организовали в амфитеатре в самом сердце Воа, но это было не единственное место, где шли гулянья. Кое-как уворачиваясь от локтей, мы шагали по узкой улочке. Дома здесь стояли тесно, точно прижавшиеся любовники, а горожане плясали и пели. Женщина, увешанная фальшивыми драгоценностями, остановила меня, схватив за руку, – роскошь, которую я никогда не могла себе позволить. С непривычки я едва не шарахнулась в сторону. Но незнакомка с улыбкой надела мне на голову венок из цветов фензу, называемых так потому, что они были сизыми, как крылышки светляков.

Мы с Акосом свернули к шумной рыночной площади, уставленной шатрами и прилавками под яркими тентами. Посетители азартно торговались, девушки перебирали дорогие украшения и дешевые побрякушки. В толчее сновали солдаты в блестящих начищенных доспехах. В воздухе плыл аромат жареного мяса.

Я невольно рассмеялась и посмотрела на Акоса. На его физиономии застыло ошеломленное выражение. Акос показался мне смущенным. Наверное, шотеты, которых он увидел, не вписывались в его картину мира.

Мы глазели на прилавки и продолжали идти, не разнимая рук. Я остановилась рядом с торговцем, предлагавшем ножи с резными ручками. Обычные клинки, без особенных каналов, и ток не обвивал их лезвия.

– Госпожа умеет обращаться с такими ножами? – спросил меня старик-торговец, одетый в тяжелую серую рясу золданских священников с длинными, свободными рукавами.

Религиозные золданцы предпочитали простые ножи, считая ток-ножи недопустимо легкомысленным использованием Тока, с которым следует обращаться осторожно и уважительно. В этом их взгляды совпадали с воззрениями верующих шотетов. Но в отличие от наших священников, старик-торговец не использовал свои религиозные взгляды в повседневной жизни, он не стремился изменить окружающий мир. Был, скорее, аскетом, который всегда держался в сторонке.

– Умею. И получше вас, – ответила я ему на золданском языке.

Говорила я на нем, если честно, неважно, но была рада возможности попрактиковаться.

– Правда? – добродушно спросил торговец. – Между прочим, ваш акцент воистину ужасен!

– Эй, вы! – Рядом с нами возник солдат и наставил на старика острие ток-клинка, на который тот покосился с отвращением. – Говорить только на шотетском! Если она еще раз обратится к тебе на золданском… – солдат ухмыльнулся. – Тем хуже для нее.

Я понурилась, чтобы солдат не мог разглядеть мое лицо.

– Простите, это была моя вина, – с запинкой выговорил торговец на шотетском.

Солдат на секунду задержал свой клинок, гордо раздувая грудь, словно орнитомортус – перья в брачных играх, но все же убрал оружие в ножны и потопал дальше.

– Мои ножи, – теперь старик говорил деловым тоном, – самые сбалансированные, которые вы сможете отыскать на рынке…

Он принялся рассказывать, как их куют из металла, добытого на северном полюсе Золда, как вырезают рукояти из дерева от балок древних золдских домов. Я слушала вполуха, искоса наблюдая за Акосом: он продолжал пристально изучать рыночную площадь.

Купив у золданца крепкий кинжал с темным лезвием и толстой рукоятью, подходящей для длинных пальцев, я протянула его Акосу.

– Он – с Золда, – сказала я. – Странное местечко!.. Почти целиком засыпан цветочной пыльцой. Тебе понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть к ножу, зато металл на редкость гибкий и прочный… Что с тобой? Что случилось?

– Эти вещи, – Акос обвел рукой рынок. – Они с других планет, да?

– Ага, – кивнула я, чувствуя, что моя ладонь в его ладони уже вспотела. – Инопланетянам дозволяется торговать в Воа в период Празднования Побывки. Некоторые безделушки были найдены в мусоре, иначе какие же мы шотеты? Обновление выброшенного, понимаешь?

Акос замер посреди людского водоворота и повернулся ко мне:

– А ты можешь определить, откуда та или иная вещь? Ты ведь побывала на всех планетах?

Я огляделась. Шотеты были с ног до головы закутаны в ткани: кто – в цветастые, кто – в блеклые. Некоторые щеголяли в приметных высоких колпаках. Кое-кто громко тараторил на шотетском, которого я почти не понимала из-за резкого акцента. Над прилавком в дальнем конце площади взметнулись в воздух и рассыпались искрами огни: да и сама торговка, казалось, светилась изнутри – настолько молочно-белой была ее кожа. Мой взгляд упал на прилавок, окруженный плотной тучей насекомых: силуэт хозяина-торговца едва просматривался за этим роем. Оставалось только гадать, какие там выставлены товары и для чего они вообще могут понадобиться.

– Да, я побывала на девяти планетах Ассамблеи. Сказать с ходу, откуда прибыли те или иные товары, не могу, но иногда это очевидно.

Я показала на прилавок, где красовался изящный музыкальный инструмент непонятной геометрической формы – он был сделан из множества перламутровых пластинок, то ли стеклянных, то ли кристаллических, закрепленных под разными углами.

– Синтетика, – пояснила я. – Как и все с Питы. Большую часть планеты занимает океан, поэтому питайцы импортируют материалы и комбинируют их по-своему.

Я постучала ногтем по перламутровой пластинке. Инструмент издал звук, похожий на гром. Пробежала пальцами по соседним пластинкам, и раздалась музыка, неуловимо напоминающая морские волны. Мелодия была нежной, как и мое прикосновение, но стоило задеть первую пластинку, и вновь слышался гром.

Каждая «клавиша» сияла собственным мягким свечением.

– Инструмент подражает звуку воды, видимо, для страдающих ностальгией путешественников, – сказала я Акосу.

Он нерешительно улыбнулся.

– Ты любишь далекие планеты и странные вещи, которые можно там обнаружить.

– Да, – согласилась я, хотя никогда прежде об этом не думала. – Ты прав.