И ведь права была тетя Джаннат, во всем права! Взять, к примеру, Кёсем-султан. Красота ее уже привяла, честно скажем, не первой свежести красота, да и откуда взяться первой свежести у женщины, родившей стольких детей? А вот Картал из клана Крылатых так совсем не считает. Его глаза говорят ему, что прекрасней женщины на свете нет, и он легко обманется, внушив себе, что глупые глаза говорят ему только правду и ничего, кроме правды. Глаза покажут ему увядающую красоту, но увидит он весеннюю розу.

А если на Кёсем-султан посмотрит кто-нибудь, впервые в жизни попавший в султанский гарем и ни разу в жизни могущественную валиде не видевший? Это, конечно, маловероятно, но в жизни бывает всякое – кто бы мог, к примеру, подумать, что плясунья из балаганчика папы-Ритта побудет султаншей, пускай и короткое время! Только Богиня могла предположить такое, ну так на то она и Богиня. Так вот, если посмотрит на могущественную Кёсем-султан такой человек, то что он увидит? Женщину, не слишком приметную на фоне молодых красавиц. Наверное, решит такой человек, что перед ним наставница-калфа или вообще служанка одной из султанш, которые, как известно, не стареют, а молодыми и умирают в возрасте лет эдак шестидесяти.

Да и о самой Хадидже-первой многое есть что сказать стороннему наблюдателю, равно как и постоянным обитателям и обитательницам гарема, и далеко не все из сказанного будет правдой. А люди верят, искренне верят и истово.

Вот, к примеру, верят люди, что Кёсем-султан регулярно гуляет по саду в сопровождении одной из своих Хадидже. Даже ставки делают, какая из Хадидже будет ее сопровождать. Более того, смотрят, кто из Хадидже на неделе больше с Кёсем-султан гулял, и думают, что вторая вот-вот впадет в немилость. И невдомек людям, совсем невдомек…

А оно и хорошо. Чем больше люди обманывают самих себя, тем легче ими управлять. Тут главное – самой не начать обманываться. Не начать видеть то, чего на самом деле нет, и слышать то, что никогда и нигде не звучало. Тогда все в порядке будет.

– …Ну, кто сегодня, ты или я?

– Давай ты, – с легким смехом отозвалась Хадидже-первая. – Я уже дважды подряд была, твое положение при Кёсем-султан упрочилось невиданно. Хоть отдохну от парадной косметики.

«А еще тебе это нравится», – повисло в воздухе непроизнесенное. Глаза Хадидже-второй заблестели от предвкушаемого удовольствия.

Привычку гулять по саду и сама Кёсем, и обе ее Хадидже считали весьма полезной, а посему оставили, даже когда вылазки девушек, изображающих поочередно великую султаншу, начали последнюю тревожить. По дворцу поползли нехорошие слухи, их надо было быстро пресечь – или хотя бы не подпитывать. Но прогулки по саду – совсем другое дело. Они давали султанше отдых, который был ей так необходим.

Хотя, зная Кёсем-султан, наверняка она в это время очередное донесение прочитывает, сидя в своей комнате под несколькими замками…

Сама Хадидже-первая давным-давно бы уже прекратила копировать султаншу, но Кёсем это было нужно, и Хадидже не спорила. Ну а Хадидже-вторая просто наслаждалась каждой возможностью выдать себя за ту, кем не являлась.

Глупо, но об этом говорить подруге не стоит, ибо бессмысленно. Она вся во власти собственных фантазий, она не поймет, что лжет самой себе. Ну да и пусть развлекается, главное, чтобы поставленную Кёсем-султан черту не переходила.

Вот чего обе Хадидже не ожидали, так это увидеть во время одной из таких прогулок султана.

Мурад шел быстрым, летящим шагом, и Хадидже-первая поймала себя на мысли о том, что султан стал удивительно похож… нет, все же не на Мехмеда, пускай лицом и вылитый он. Лицо, волосы, лепка мышц… но не Мехмед. А вот Осман – да, Осман проглядывал из каждого движения, из хищной повадки, из цепкого, голодного взгляда.

Словно на призрака покойного мужа смотришь. Впору испугаться.

Но на самом деле пугаться впору Хадидже-второй, ведь она сейчас изображает Кёсем-султан. И не может ведь быть, чтобы почтительный и любящий сын не разглядел в актрисе, играющей его собственную мать, фальшь и подделку!

А ведь не разглядел! Подошел, поздоровался почтительно, даже поклонился легко, сложив руки лодочкой перед лбом. Очень вежливо, хоть и слегка раздраженно, поинтересовался, угодно ли будет матушке почтить своим присутствием сегодняшний совет визирей?

И раздражение это от совсем юного вполне можно было понять: многие говорили, что слишком уж Кёсем-султан перехватила бразды правления в Оттоманской Порте, что султан теперь так, для виду, а заправляет всем «женский султанат». Обидно было юному Мураду слышать такие речи!

Но им-то, двум Хадидже, что ответить?

Пока Хадидже-первая лихорадочно соображала, Хадидже-вторая с милой улыбкой, старательно подражая голосу Кёсем, произнесла:

– Нет, сын мой. Полагаю, почтенные мужи разберутся и без моих скудоумных советов, ибо если без женщины они неспособны управлять Портой, то таких государственных сановников требуется немедля сместить и назначить новых, а если способны, так я там и тем более без надобности. Я же собираюсь провести этот вечер в тишине и покое.

Мурад явно обрадовался, хоть виду и не подал. Улыбнулся, поклонился еще раз, цветисто заверил мать (по крайней мере, он искренне верил, что говорит именно с ней), что она одна равна умом целому дивану визирей и еще на пару улемов останется, и отбыл. Почти побежал по дорожке обратно – видимо, готовиться к совету. Или заниматься матраком. Пока что матрак интересовал султана Мурада куда больше, чем совет визирей.

«Потому мать твоя и занимается политикой, не оставляя тебе серьезных решений», – мелькнуло в голове у Хадидже-первой. Мелькнуло – и пропало за ненадобностью, растворившись в другой, более насущной мысли.

Султан Мурад тоже не заметил подмены.

Спасены! Они обе спасены!

Осчастливленная этой мыслью, Хадидже обернулась к подруге и с досадой обнаружила, что та едва сдерживает смех. Впрочем, когда Хадидже-вторая увидела глаза своей спутницы, тут же напустила на себя озабоченный вид. Спросила еле слышно, не разжимая губ и не шевеля ими:

– Как считаешь, Кёсем-султан сильно разозлится, что я за нее все решила?

Над ответом Хадидже-первая некоторое время подумала. Не потому, что всерьез размышляла, скорее для острастки: попугать слишком дерзкую, пока жизнь ее не напугала так сильно, что уже и дышать нельзя, потому как на шее удавка захлестнулась. Наконец ответила, тоже понизив голос до слышимого лишь собеседницей:

– Не думаю. Ничего серьезного на том совете обсуждать не будут. А в бороды друг другу, само собой, вцепятся, раз султанши рядом нет. Ну и пусть их, хоть узнаем, кто из визирей сильней прочих.

Да уж, подруга, держать лицо сложно, когда слышишь подобное! Но нужно, ведь Кёсем-султан не разражается посреди прогулки глупым девичьим хихиканьем! Хадидже-вторая справилась, лишь метнула на спутницу укоризненный взгляд, который та выдержала с притворным смирением.