Когда Хадидже-вторая (или теперь все-таки Айше?) выходила из покоев Мурада, ее слегка покачивало. Тело, предательское тело, пусть и было в свое время должным образом тренировано, но все же даримое мужчиной удовольствие утомило его.

Разум же, напротив, работал четко и ясно, как будто и не было ночи этой. Правду говорят, что мужчина может заставить женщину воспарить и может заставить погрузиться в пучины. Вот только никогда это не говорилось именно о разуме. Ну, наверное, просто еще одна тайна, скрываемая в глубинах Топкапы.

Пожалуй, для всего гарема ей пока что лучше остаться Хадидже-второй. Положение юного султана непрочно, положение его фаворитки непрочно и того более. Пока всем заправляет Кёсем-султан, и вряд ли в ближайшее время что-либо изменится. Так что лучше всего вести себя так, как сама Кёсем-султан в свое время: выказывать покорность султанской матери, выполнять все ее поручения, включая те, о которых даже султан пока что не должен знать. Кто его разберет, как Мурад отнесется к подобным похождениям будущей любимой супруги? Вдруг решит, что она этим опозорила его честь? Мужчинам странные мысли иногда приходят в голову!

Имя Хадидже дала своей фаворитке сама Кёсем-султан, так пускай же оно останется пока! Тем самым можно ненавязчиво дать понять и самой могущественной валиде, что ее маленькая гёзде не затевает никакой собственной игры… пусть старуха верит в это, пока не станет слишком поздно!

Пока власть Мурада не укрепится, а с ней вместе не укрепится власть хасеки Айше, любимой супруги султана, отрады его глаз и сердца! Да, тогда можно будет с гордостью носить новое имя. До той поры же… пусть будет Хадидже.

Первая ступенька – еще не вся лестница. Призрак власти – еще не сама власть.

Зайдя к себе, Хадидже (все-таки Хадидже, чего уж там!), отныне гёзде не Кёсем-султан, а султана Мурада, будущая его кадын-эфенди (но еще не она, помнить об этом, еще нет!) устало прикрыла глаза. Ее не беспокоили – понимали, что женщина устала после ласк пылкого возлюбленного.

Да. Теперь уже женщина. Наверняка вскорости будущая мать.

Мысли текли лениво и расслабленно, пока спокойная, полноводная река воспоминаний не приблизилась к попытке взять в руки странный кинжал. Хотя в гареме и было в эту пору жарко, но при этом воспоминании по спине Хадидже пополз нехороший холодок.

Вот, значит, как. Все-таки имеется в этом кинжале некая чертовщина, заставляющая мужчин превращаться в хищных зверей.

Но в этом и заключается сама сущность мужчин, разве не так?

Мелькнула было мысль посоветоваться с Кёсем-султан, рассказать ей всю правду, но мысль эту Хадидже решительно отбросила.

Безумие, как она уже успела понять и осознать, бывает у мужчин двух видов. В первом случае они становятся удивительно глупыми, говорят с призраками, бросают рыбам монеты и боятся собственной тени. Таков бывший султан Мустафа, и, как говорят, таковым вскорости станет брат султана, шахзаде Ибрагим. Что ж, даже если Мураду и уготована подобная участь, пока что он молод и полон сил. Хадидже успеет родить ему сына, возможно, даже нескольких. Да и потом, разве Мустафа слушался родную мать? Нет, он брал еду с рук у Кёсем-султан, которую помнил с отрочества. Стало быть, султан Мурад, даже если сойдет с ума, будет слушаться не матушку, а ту, с которой проводил ночи, мать своих детей, госпожу своего сердца. Ее, Хадидже. Или Айше – это уж как ему будет угодно.

Во втором случае мужчина превращается во что-то вроде демона – как покойный султан Осман или (если, опять-таки, верить слухам) муж самой Кёсем-султан, султан Ахмед. В этом случае, разумеется, следует быть куда осторожней – мужчине может взбрести в голову, что ребенок получился неправильный, жена недостаточно правоверна… да мало ли что еще может прийти в голову мужчине! И вот в этом случае дружеские отношения с Кёсем-султан могут оказаться необходимы как никогда.

Кёсем-султан прикрыла собой, своим влиянием не одну свою фаворитку, оставив им жизни, а кое с кем даже поделившись крохами власти. Ей просто повезло, что ни одна из ее «девочек»-гёзде не решила пойти дальше, перетянуть одеяло на себя.

Просто повезло – и ничего более. Кёсем-султан сильна, чертовски сильна, но все же не всесильна. Если постараться, то и ее можно повалить.

Но сейчас Хадидже не собирается стараться. Наоборот, она с самого утра пойдет к могущественной валиде и смиренно поблагодарит ее за оказанную великую честь и несравненное благодеяние, пролившееся на бедную Хадидже, подобно благословенному дождю в засуху. Хадидже будет покорней, чем один из пророков, принесший сына в жертву по первому повелению с небес, и благодарней, чем Муса, которому Аллах сбросил с неба скрижали! Она по первому же слову (и если надо, то даже без повеления) расскажет Кёсем-султан все, что та пожелает знать… кроме, пожалуй, истории с приносящим беду кинжалом. О нет, эту историю следует скрыть и самой поразмыслить над ней. Не сейчас, как-нибудь на досуге.

И надо бы почитать про Айше. Ту, которая была женой Пророка.

В конце концов, вдруг Мурад не смеялся, а тоже загадал своей женщине загадку и без отгадки ей не завоевать своего султана?

* * *

Люди – создания поразительные. Уж в этом-то Хадидже-хатун успела убедиться на собственном опыте. Верная перчатка своей Богини, верная служанка своей госпожи, обласканная новым богом на чужой земле, она твердо знала: люди видят лишь то, что хотят видеть, и верят лишь в то, во что хотят верить. И если они хотят верить, что перед ними, к примеру, Кёсем-султан, то их глаза, уши и прочие органы легко обмануть.

Не без того, конечно, чтобы этим самым глазам и ушам не помогали обмануться. Ну так ведь помогали же, а не заставляли! А остальное люди делали уже сами.

Правду, ой, правду говаривала тетя Джаннат, вдалбливая в голову юной плясуньи Шветстри вроде бы давно всем известные истины. А говорила она, что глаза не лгут и уши не лгут, а лгут только лишь люди, и лгут самим себе чаще, чем друг другу, хотя и на ложь друг другу люди весьма скоры. И если хочет плясунья Шветстри как следует служить своей Богине, то она должна слушать глаза, уши, кончики пальцев, нос и прочие органы, не спрашивая у себя, что же это такое они показывают, а полагаясь поначалу только лишь на них, и каждую вещь в первый миг рассматривать как нечто, доселе невиданное и неслыханное. Тогда лишь – и только тогда! – Богиня в мудрости своей примет служение глупой Шветстри, ибо Богиня не лжет, а если людям кажется иное, так это потому, что люди лгут сами себе и не так воспринимают послания Богини.