– А ты не мог быстрее, пока она тут всё не уделала? – расстроился один из негодяев.

– Не надо… – прошептала она треснувшими губами, но ее никто не слушал.

Страха по-прежнему не было. Она наблюдала за происходящим будто со стороны, словно ее душа решила преждевременно покинуть тело, по которому пульсирующее сердце еще гоняло кровь. Яна увидела лезвие огромного топора, блеснувшее в солнечных лучах.

И в следующий момент наступила темнота.

* * *

– Они отрубили ей голову, – потрясенно прошептал мужчина, лицо которого побледнело под слоем рваного морского загара. – Я видел ее голову в корзине.

Он находился в клетке не один. Чуть поодаль от него лежал, забывшись в полуобморочном сне, мужчина средних лет, с солнечными волдырями на покрасневшем лице. Был еще один мужчина – бледный, в глазах его плескалось безумие. Видимо, он находился в плену слишком давно и потерял ощущение реальности. Он бормотал что-то бессвязное сухими губами, а если к нему пытались обратиться, порывисто обнимал себя руками, как будто пытался защититься от удара. Когда мрачная женщина принесла корзину с едой – вареный рис и фрукты, он единственный не попытался притронуться к пище.

В клетке находилась и женщина – немолодая, но не растерявшая красоты. От внимательного взгляда Романа, всегда умевшего замечать мелочи, не укрылась ее ухоженность – хороший маникюр, гладкая кожа, дорого покрашенные волосы, кулон с внушающим уважение бриллиантом.

– Я не понимаю, что происходит, – еле слышно прошептала она.

– Вы тут давно? – тихо спросил Роман.

– Второй день. Я тут с младшей сестрой, у нее… проблемы со здоровьем.

– А ее тоже…

– Нет! – испуганно перебила она. – Не надо так. Ее отволокли куда-то в другое место… У меня сейчас истерика начнется.

Женщину и правда мелко трясло. Роман придвинулся поближе. От нее густо пахло потом, пылью и сладкими ванильными духами.

– Не стоит, – почти в ухо прошептал он. – Нельзя выходить из себя. Та девушка, которую они… В общем, она кричала и билась. Это опасно – проявлять чувства, когда ты в плену.

– Без таблеток у моей Насти начнется приступ, – всхлипнула женщина. – И это я… я уговорила ее сюда поехать… А вас тоже похитили?

Роман мрачно покачал головой.

– Нет. Мы были на яхте, напоролись на скалу. Выплыли на пляж, ночь просидели на песке. Утром появились эти люди… Как вас зовут?

– Лариса.

– Роман. Слушайте, они говорили такое! Говорили о нас как о… мясе. «Мы нашли мясо» – так они говорили.

– Меня сейчас вырвет.

Лариса пошатнулась, и он зачерпнул воды из огромного кувшина, который находился в клетке, и поднес ладонь к ее лицу. Она сделала несколько шумных глотков.

– Зачем это всё? – По ее щеке поползла крупная слезинка, оставившая беловатый след на пыльной коже… – Мясо… Значит, они собираются кого-то нами кормить? Но кого? Они что, людоеды?

* * *

Лариса никогда не считала себя уравновешенной женщиной. Напротив, она привыкла гордиться своей горячей кровью, своей смелостью, которая часто толкала ее на импульсивные поступки. Там, где другие взвешивали, анализировали, сопоставляли возможное будущее с накопленным опытом, она с легкостью рубила сплеча. В этом была роскошь свободы – поступать по сердцу, следовать порывам души.

Но оказавшись в клетке, она растерялась, впервые в жизни не зная, как поступить. Сердце требовало атаки. Кричать, попробовать сломать деревянные прутья, звать Настю в надежде хотя бы услышать ее голос, угрожать похитителям всеми карами мира, испробовать на них весь спектр возможного спасительного вранья: «Мой муж – крупная шишка в Интерполе», или «Я из семьи черных магов и сейчас прокляну вас всех до тридцать пятого колена». Но разум говорил: не стоит, подожди, обстоятельства так быстро меняются, что, возможно, через четверть часа выход найдется сам собой.

Лариса даже заставила себя поесть пресный рис. Нельзя свалиться в обморок от усталости – физические силы ей потребуются, если она решится убежать.

Ей удалось немного успокоиться.

Исподтишка она разглядывала своих товарищей по несчастью, которые оказались с ней в одной клетке. Все они, кроме мужчины, представившегося Романом, производили впечатление обреченных. Не надо было обладать даром ясновидения, чтобы точно сказать – каждый уже принадлежит царству смерти, за всеми скоро придут, ни у кого нет ни единого шанса спастись. Ни у одного… кроме Романа.

Лариса осторожно бросила на него взгляд. Крепкий, сильный. От него исходил тот особенный сорт энергетики, который Лариса называла «запах денег». Он совершенно точно был социально успешным человеком. Лариса чуяла такие вещи нутром. Она не могла бы назвать критерии, по которым делает выводы о благосостоянии мужчины. Но ее внутренний радар был безупречным. Дело было не в дизайнерской одежде, не в дорогих часах, не в ухоженном лице и модной стрижке. В конце концов, в Москве полно жиголо, которые на первый взгляд выглядят не хуже, чем олигархи. Все свои накопления вкладывают во внешний антураж. Но от них не почувствуешь «запах денег». А бывает, что мужчина одет в растянутую футболку индийского производства и видавшие виды кеды, но всё равно смотришь на него и понимаешь – миллионер.

Лариса привыкла выживать за счет мужчин. Умела выбирать правильного самца, который решал все ее проблемы. Она никогда не подумала бы, что однажды этот дар ей пригодится, чтобы выжить в прямом смысле слова.

Сама она побег не потянет. Да, у нее тренированное тело, да, она умеет остановить разгорающуюся истерику, да, она может быть гением самоконтроля. Но силы, с которыми столкнул ее этот остров, слишком масштабны для всех этих навыков. Она пропадет. Если не объединится с этим человеком.

Жизнь Романа являла собою коктейль из самопреодоления, страсти и попыток доказать окружающим, что намерение всегда превыше обстоятельств. Он был рожден с даром преодоления дозволенных границ, стремления к взятию вершин. Его амбиции всегда были намного объемнее его возможностей, наверное, именно эта внутренняя сила и позволила ему, мальчику из обычной московской семьи, отвоевать себе место под солнцем. Когда он был ребенком, родные не понимали, откуда у него, сына советских инженеров, такие взгляды на мир. Пытались Роману крылья подрезать, искренне веря в то, что таким образом помогают ему, наивному романтику, не разбиться о суровую реальность. «Однажды у меня будет дом с дворецким и двумя бассейнами», – говорил он, а мама умилялась его богатой фантазии. «Однажды я брошу к вашим ногам весь мир – вы будете путешествовать на яхтах, проводить отпуск на красивейших островах и есть на золотых тарелках», – обещал он, а отец только со вздохом качал головой.

Их семья жила в небольшой двушке, в хрущевке на окраине Москвы. Они никогда не бедствовали, но кусок хлеба добывали с трудом. И мать, и отец хватались за любую подработку. Помимо основной работы в НИИ, родители переводили статьи и книги, давали частные уроки немецкого, иногда вели документооборот небольших кооперативных фирм.