Она действительно помогла тогда. Позвонила девочке с работы. Та назвала адрес диспансера, куда надо было поехать, чтобы сделать укол от инфекции. Люша с Михалевой отправились на укол, а на обратном пути заехали к той самой коллеге, которая ждала их в дежурной аптеке со страшной, но спасительной таблеткой от нежелательной беременности. Люшу еще раз предупредили о побочных действиях препарата, но ей было плевать: главное, чтобы не вышло, как задумал Кир. Она решительно проглотила таблетку и успокоилась.

Побочные действия заключались в жутком кровотечении, которое открылось у Люши на следующий день. Но она радовалась: подействовало!

Родители ни о чем не догадались. И очень хорошо. Кир подходил и садился рядом на лекциях. Люша немедленно пересаживалась. Пару раз он ждал ее в подъезде или у дома. Но Люша была к этому готова. Она понимала: главное – не допустить его попадания в квартиру, если родителей нет дома. И она не допускала.

Однажды в конце мая у них даже вышла совместная прогулка. Получилось, что они всей группой затеяли бесцельно пошататься по набережным, чтобы насладиться долгим вечерним светом. После т о г о события прошел месяц, Люша за это время мастерски научилась абсолютно не замечать Кира. К тому же в тот вечер она знала, что он идет вместе со всеми, но ее это не тревожило. Не станет же он лезть к ней прямо на людной улице, при всех. И так они шли, шли, а потом оказались у гостиницы «Россия» (надо же, тогда она гордо высилась над Москвою-рекой, принимала гостей, а ведь годы ее были сочтены). Люша остановилась посмотреть на воду. А потом вдруг с тревогой поняла, что стоят они вдвоем с Кириллом, и никого больше рядом нет. Все разбрелись. Любовь, парочки и так далее. Набережная была пустынна. Красота начала майской ночи немедленно поблекла в Люшиных глазах. Она, стараясь казаться равнодушной, потому что враг не должен ощутить страха жертвы, двинулась по направлению к Красной площади. Там людно всегда. Она чувствовала, что Кир неотступно идет рядом, слева.

– Ты как вообще? – послышался его голос, от звука которого ее немедленно начало тошнить.

– Без нужных для тебя последствий, – сочла необходимым отозваться Люша.

И тут она ощутила, что справа у нее тоже появился спутник, идущий с ней в ногу, в ее темпе. Странное это было чувство: словно тень бесплотная придвинулась к ней почти вплотную. Люша глянула: мальчик. Непонятно чем он ее удивил, но все в его облике казалось ей странным, серьезным, недетским. На вид, если по росту судить, было ему лет девять. Худенький, на лице аж скулы выступали. Такие лица видела Люша на фотографиях голодающих детей. Но этот мальчик не голодал. То есть – кто его знает, как он ел вообще-то. Только одет он был не как голодающий. Льняные свободные брюки цвета пыли, льняная белая рубашка, на плечах – кашемировый свитер в цвет брюк, рукава которого были завязаны на груди, мягчайшие светлые мокасины, удобство которых определялось с первого взгляда. И еще стрижка. Косая челка, падающая на лоб – сразу видно, мастер парикмахерских дел, придавший мальчишеским волосам такую непринужденную четкость, брал за свой труд хорошие бабки.

– Вы на Красную идете? – спросил мальчик у Люши.

– Да, – кивнула она.

– Давай так. Я иду рядом. Если кто спросит, ты моя сестра. Просто скажешь: «Что, Кира не может с сестрой повидаться?» Кира – это я. Кирилл. А ты?

– Я… Люся.

– Ну, что? Сделаешь? Я заплачу, как до «Националя» дойдем.

– Скажем, не волнуйся, – раздался слева голос Кирилла-старшего. – И абсолютно бесплатно.

Парень явно успокоился. Поверил.

– А тебе зачем в «Националь»? – спросила неожиданно для себя самой Люша. – У тебя там кто? Родные?

Мальчик посмотрел на нее, как старший на младшую.

– Почему, если человек еще не вырос, сразу у него о родителях спрашивают? На фиг родителей. Их нет. И не было никогда.

– Никогда не было? – недоверчиво проговорила Люша.

– В моей жизни – никогда не было, – убежденно и без тени ожесточения ответил ребенок.

– А как же ты… – начала было Люша, но Кир оборвал ее вопрос.

– Оставь парня в покое. Идет себе и идет. Он ни о чем таком тебя не попросил. И не обязан на твои вопросы отвечать.

Люша почувствовала в его интонациях того самого нечеловека, который был способен убить ее месяц назад. Она ничего не сказала, только сделала шаг вправо, чтобы увеличить между ним и собой дистанцию.

– Да я отвечу. Какие проблемы, – произнес мальчик. – Чего ругаться? Дом малютки, детдом, опекун. Вот и все.

– То есть – все в порядке? – не успокаивалась Люша.

Они проходили мимо собора Василия Блаженного. Сердце ее сжалось от любви и ощущения связи со всем, что она видела.

– Давай-ка ты за руку меня возьмешь, – велел мальчик. – Тут запросто разъединить могут. Незаметно. А мне надо спокойно дойти.

Его сухие тонкие пальцы потянулись к ее ладони. Дальше они так и шли – настоящие брат с сестрой.

– Затрахали, – сказал вдруг ребенок.

– Чего так? Учиться заставляют? Или что? – не поняла Люша.

Она часто жаловалась подругам на родителей именно этим словом – «затрахали». Поучения, повышенный интерес к ее делам… Ну, сколько можно?

– При чем здесь учиться? – равнодушно откликнулся мальчик. – Я говорю: затрахали. Просто – затрахали. Устал я от них.

И вдруг до Люши дошло то, чему она все же отказывалась верить.

– По-настоящему? – выдохнула она.

– Отстань от него, – зло приказал Кирилл-старший.

– По-настоящему. Как трахают? Не знаешь, что ли, – подтвердил догадку ребенок.

И тут она испугалась. Очень сильно. У нее даже сердце забилось в сто раз быстрее. С ним, наверное, все происходит именно так, как это было с ней тогда.

– Не бойся, – посоветовал мальчик, почувствовав дрожь ее пальцев. – Ничего.

– А убежать нельзя? – прошептала Люша.

– Насовсем пока нельзя. Мне вырасти надо. Я денег скоплю и свалю. Но пока надо держаться. Мне одиннадцать. В шестнадцать на учебу поеду. В Штаты. Мне Иен обещал.

– А Иен – это кто? – продолжала допытываться Люша.

– Иен – он меня любит. Мы с ним дождемся, когда я подрасту, полечу к нему. Он сказал, что там можно пожениться. Мы поженимся.

Мальчишка говорил обо всех этих ужасах, как о простой обыденности. И от этого у Люши возникло ощущение полного бреда.

– И что? Иен – не трахает? – попыталась прояснить она кое-что для себя.

– Иен – любит. Это другое.

– Это ты к нему идешь?

– Да. Он прилетает каждый месяц ко мне. Мы встречаемся.

– А эти… которые трахают. Они тебя отпускают. Как?

– Да я вроде говорю, что погулять. Они знают, что я вернусь. Не сбегал же пока.