И поездка на Лонг-Айленд, столько месяцев неясной мечтой таившаяся где-то на периферии ее сознания, стала теперь не только возможной, но и настоятельно необходимой. Что бы ни говорила Ви, надо ехать. А в качестве предлога, если понадобится, можно сослаться на преклонный возраст ее стариков. Ей необходимо повидать их, пока они еще способны радоваться ее приезду, пока они еще здоровы, пока не одряхлели, пока они живы. Это — предлог. А по правде, ее намерение связано с Конрадом.

Он будет там. Поблизости, по соседству. В городе ли, на Лонг-Айленде, но, во всяком случае, на расстоянии телефонного звонка. Они смогут видеться. Конрад — старый знакомый, которому симпатизировали бабушка с дедом. Добрый человек. Такой мужчина не может вдруг повернуться и уехать, нарушить обещание, оставить тебя, когда ты особенно нуждаешься в поддержке; не может любить другую женщину. Вирджинии подумалось, что для настоящих близких отношений, которые на всю жизнь, доверие важнее, чем любовь. Чтобы разобраться со всеми этими неясностями, ей нужно время и расстояние, нужна передышка, когда можно остановиться и окинуть взором всю картину. И сейчас еще она нуждается в утешении и знает, что сможет найти его у этого человека, ее давнего друга, а теперь и любовника. Любовник, любовь — какие неопределенные слова, в них много разных смыслов. Вирджиния еще раз попробовала поискать у себя в душе полагающиеся угрызения совести, но не нашла ничего — только окрепшую уверенность в себе и приятное ощущение новой силы, как будто Конрад подарил ей еще один шанс, дал снова отведать вкус молодости, вкус свободы. Одно Вирджиния знает твердо: упускать этот шанс она не намерена, она постарается его ухватить, пока еще не поздно. Лиспорт ждет ее, всего в одном перелете, неизменный, потому что там ничего не меняется. Она будто уже чувствует терпкие осенние запахи, видит широкие улицы, засыпанные багровыми листьями, и первые дымки из труб над крышами величественных белых вилл, так живописно поднимающиеся в ярко-голубое небо бабьего лета над Лонг-Айлендом.

Вирджиния представила себе по воспоминаниям, что там сейчас делается. День Труда уже прошел, дети возвратились в школы, паром на Файр-Айленд больше не ходит, кафе на пляжах закрыты. Но дедушкина яхта еще на воде, и до длинных атлантических пляжей на моторе рукой подать. Дюны, облизанные ветрами; песчаная полоса, тянущаяся вправо и влево, сколько охватит глаз, усеянная ракушками и отороченная кружевом пенного прибоя. Вирджиния даже ощутила шлепок пены у себя на щеке. И, словно со стороны, увидела себя бредущей по щиколотку в воде, маленьким силуэтом на фоне закатного неба… рядом с Конрадом…

Тут Вирджиния, несмотря на смятение, улыбнулась, и не мечтательно, а трезво посмеиваясь сама над собой. Ведь это отроческие грезы, образы из рекламного клипа. Ей даже слышались слащавая музыка и проникновенный бархатный баритон, убеждающий пользоваться только вот этим шампунем, дезодорантом или стиральным порошком с биодобавками. Эдак, глядишь, весь день будешь предаваться сладким фантазиям. Дело не в том, что это привилегия юных. Просто взрослым некогда грезить. У них слишком много дел, обязанностей, забот. Вот, например, у нее. И прямо сейчас. Реальная, сегодняшняя жизнь властно требовала ее внимания. Вирджиния решительно выкинула из головы Лиспорт и Конрада и стала думать об Алексе. Алекса сейчас на первом месте. Через час или два она уже будет в Балнеде, а ведь месяц назад в Лондоне она взяла с Вирджинии одно обещание…

«Неужели вы с папой так и не помиритесь? — спросила она. — Не могу себе представить, что вы все еще будете злиться друг на друга, что в доме будет ужасная атмосфера…» И Вирджиния ее тогда успокоила: «Ну что ты, конечно, нет. Забудь об этом. Мы прекрасно проведем время…»

Давши слово, держись. Эдмунд вернется домой в пятницу. Что если он привезет ей в подарок еще один золотой браслет? Лучше бы не надо. Потому что теперь их разделяет не только Генри, словно кость, из-за которой они дерутся; но еще и новообретенное знание Вирджинии о себе самой и о муже. Она чувствовала, что отношения между ними больше никогда не будут простыми и искренними. Однако ради Алексы она постарается сделать вид, будто все осталось как было. Надо выдержать всего несколько дней. Можно предвидеть критические моменты: приезд Алексы, пикник Ви, возвращение Эдмунда, званый ужин у Изабел и бал у Верены. Все эти барьеры надо будет брать по-одному, в свой срок, не позволяя себе и намека на недобрые чувства. Ни растерянности, ни страсти, ни подозрений, ни ревности. И, в конце концов, все останется позади. Когда сентябрьские гости разъедутся и жизнь вернется в привычное русло, Вирджиния, уже не связанная никакими обязательствами, займется подготовкой к отъезду.

Она лежала и ждала рассвета, то и дело зажигая лампу на прикроватном столике, чтобы проверить, который час; но к семи это глупое занятие ей надоело, и она решительно встала с перекрученных в жгут простыней.

В окне между раздвинутыми шторами ей открылись блекло-голубое небо, сад, исчерченный тенями раннего утра, легкий туман вдалеке над полями. Всё — приметы хорошей погоды. Когда солнце поднимется, туман растает, и вполне может быть еще очень тепло.

И то слава Богу. Встретить сегодняшний день в холодных, серых дождевых сумерках было бы уж слишком. И без того у Вирджинии нелегко на душе, а тут еще этот пикник по случаю дня рождения Ви… Он все равно состоится, при любой погоде, Ви строго придерживается традиций и не отступит, даже если гости в резиновых сапогах будут горбиться под зонтами и жарить промокшие колбаски над дымным, шипящим от сырости костром. Но сегодня, кажется, обойдется без этих мазохистских удовольствий.

Вирджиния сошла вниз, выпустила собак и заварила себе чашку чаю. Мелькнувшие было мысли приготовить завтрак она отогнала и снова поднялась наверх — одеться и убрать постель. Когда послышался шум машины, она бросилась к окну, но ничего не увидела. Должно быть, кто-то спозаранку проехал по дороге мимо их ворот.

Снова спустилась на кухню, сварила кофе. В девять зазвонил телефон, Вирджиния подскочила к аппарату, ожидая услышать, наконец, голос где-то застрявшей Алексы. Но это оказалась Верена Стейнтон.

— Вирджиния! Простите за такой ранний звонок. Вы уже встали?

— Конечно.

— Восхитительный день. У вас нет случайно белых камчатных скатертей? Больших размеров? О скатертях все же умудрились забыть, и, конечно, у Тодди Бьюкенена их не оказалось.

— Кажется, найдется с полдюжины, еще из хозяйства Ви, она оставила, когда выезжала. Но я должна посмотреть.

— И действительно большие?

— Банкетные. Для приемов.

— Вы не могли бы привезти их до обеда в Коррихил, будьте ангелом, а? Я бы сама заехала и взяла, но мы все будем заняты аранжировкой цветов, и мне абсолютно некогда.

Хорошо, что Верена не видит ее лица.

— Да. Привезу, конечно, — ответила Вирджиния как можно любезнее. — Но я не могу оставить дом, пока не приедут Алекса с Ноэлем, а их все еще нет. И после мне надо будет на пикник к Ви…

— Прекрасно… Только завезите, вас ни секунды не задержат. Спасибо вам огромное. Вы прелесть. Разыщите Тодди и оставьте ему… Увидимся завтра, если не раньше. Пока…