Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барникель на миг утратил дар речи, а потом растерянно спросил:
– Он хочет, чтобы вы переехали в Лондон?
Только сейчас доктор осознал всю глубину своего чувства к Агнесе. «Мы как будто женаты, хотя ни разу не прикоснулись друг к другу», – подумал он, а вслух произнес:
– Мне будет вас очень недоставать.
Остаток пути они проделали в молчании.
У крыльца дома на Нью-стрит Агнеса остановилась.
– Боюсь, в Лондоне муж доставит мне и детям ничуть не меньше неприятностей, чем здесь, в Солсбери, – с робкой улыбкой промолвила она.
Таддеус Барникель оторопел: впервые за два года Агнеса позволила себе резкое замечание в адрес мужа.
– Видите ли, я не желаю покидать друзей, – продолжила она, легонько касаясь руки доктора.
Он застыл, не в силах сдвинуться с места: своим робким жестом Агнеса дала понять, что питает к доктору ответное чувство, хотя вслух об этом не мог упомянуть ни один из них. Буря страстей, бушевавшая в груди Барникеля, наконец-то улеглась. Он свернул на подворье и долго смотрел на закатное небо над собором.
Несколько дней спустя Ральф с удивлением прочел ответное письмо жены – уезжать из Сарума она отказывалась.
В 1806 году Ральф Шокли несколько воспрянул духом.
После смерти Уильяма Питта, желая примирить сторонников противоположных взглядов, в кабинет министров вернулся Чарльз Джеймс Фокс, настоявший на принятии парламентом закона об отмене работорговли, подготовленного Уильямом Уилберфорсом и его последователями. Увы, через год, к глубокому разочарованию Ральфа, славный борец за права человека скончался.
«Наконец-то Англия рассталась с унизительным занятием! – восторженно думал Ральф. – Может быть, и детский труд когда-нибудь запретят…» Вдобавок он надеялся, что изменения в правительстве повлекут за собой перемены в настроении жителей Сарума.
Однако же к 1807 году Фокс умер, а предубеждения англичан как были, так и остались закоснелыми. Ральф, поразмыслив, решил, что в этом виноват Бонапарт, – угроза неминуемой войны делает людей невосприимчивыми к переменам.
Как вернуться в Сарум, он так и не придумал.
Летом 1807 года скончался старый Джон Дуглас, епископ Солсберийский.
Каноник Портиас предчувствовал недоброе.
– Со смертью епископа грядут перемены, – сказал он жене. – Не нравится мне это.
В июле в епархию прислали нового епископа, Джона Фишера. На торжественном богослужении в соборе миссис Портиас, Агнеса Шокли и доктор Барникель занимали почетные места.
После богослужения все вернулись в особняк Портиасов; каноник ушел к себе в кабинет, а Франсес удалилась отдать распоряжения прислуге, оставив Агнесу и доктора в гостиной. И вот тут-то доктор Таддеус Барникель, сгорая от любви к Агнесе, совершил опрометчивый поступок: он взял ее руку и нежно поднес к губам. Агнеса робко улыбнулась и, склонив голову, ласково посмотрела на доктора. Ни один из них не заметил, что к дверям гостиной неслышно подошла Франсес.
Миссис Портиас безмолвно поглядела на влюбленных, а потом, отступив, прикрыла дверь. Ни доктора, ни Агнесу она не винила – ей слишком хорошо было известно о давней неразделенной страсти доктора.
Неожиданно она поняла, как ей следует поступить.
«Самое время вернуть Ральфа в Солсбери», – подумала она и на следующий день нанесла визит новому епископу.
Полчаса спустя Франсес Портиас с лукавой улыбкой на устах покинула епископский дворец.
Вечером у каноника Портиаса произошел весьма странный разговор с женой.
Франсес без стука вошла в кабинет мужа, хотя обычно не смела его тревожить. Каноник удивленно посмотрел на нее. В глазах Франсес вспыхнул насмешливый огонек, она словно помолодела.
Каноник недовольно поморщился.
– Моему брату пора вернуться домой, – сказала Франсес.
– Я не желаю об этом говорить, – ответил он.
– Боюсь, поговорить придется.
Каноник вздохнул, снял очки и негромко, с неумолимой логикой, начал втолковывать супруге, почему это невозможно. Он упомянул политическую обстановку, нового епископа и репутацию семейства.
– Вы же понимаете, миссис Портиас, сейчас, с приходом нового епископа, я не могу позволить себе совершать поступки, грозящие запятнать мою репутацию. Еще неизвестно, каких перемен потребует епископ Фишер.
– И все же я настаиваю, чтобы вы позволили Ральфу вернуться домой, – с улыбкой произнесла Франсес и оперлась о притолоку.
От развязности, совершенно не подобающей дамам, каноник опешил. Что так развеселило супругу? В своем ли она уме?
– Я виделась с епископом, – объявила она.
Вздрогнув, каноник сжал поручни кресла:
– Вы… вы с ним беседовали, миссис Портиас?
Франсес кивнула.
– Не спросясь моего позволения?!
– Да.
Он водрузил очки на нос и окинул супругу подозрительным взглядом.
– Не тревожьтесь о епископе, – невозмутимо продолжила Франсес. – Между прочим, он совершенно со мной согласен: Ральфу пора вернуться домой.
– Но я придерживаюсь иного мнения! – резко напомнил каноник.
– Что ж, вам придется его изменить. В противном случае я уйду от вас и переселюсь к Агнесе.
Каноник Портиас не верил своим ушам:
– Вы забываетесь! Мое положение и репутация не…
– Если вы позволите моему брату вернуться, то это вам зачтется. Вдобавок я позабочусь о том, чтобы все узнали о вашем христианском милосердии и всепрощающей натуре. Кто знает, может быть, вам еще одна пребенда[56]достанется…
– Миссис Портиас, позвольте узнать, чем вызвана подобная перемена в вашем поведении? – осторожно осведомился каноник.
Франсес прекрасно поняла, к чему он клонит.
– Если вы простите моего брата и позволите ему вернуться домой, то мое поведение, как и прежде, будет во всем соответствовать вашим желаниям.
– Что ж, я подумаю, – буркнул он.
– Благодарю вас.
Она вышла из кабинета и устало прикрыла за собой дверь, размышляя, стоит ли Ральф всех этих усилий.
Неделю спустя в гостиной Портиасов произошел еще один разговор, на этот раз между Агнесой Шокли и доктором Барникелем.
– Мне хорошо известно о чувствах, которые вы ко мне питаете, – сказала Агнеса, ласково коснувшись руки доктора.
Таддеус Барникель согласно склонил голову, впервые в жизни не вспыхнув от смущения.
– Позвольте мне вас заверить, – продолжила она с искренней улыбкой, – что если бы обстоятельства сложились иначе, если бы я не была замужем, то с радостью ответила бы на ваши чувства.