Мы медленно продвигаемся дальше, хоть буквально с каждым шагом дорога вперед становится все более тяжелой. В каменном полу появляются разломы и трещины, обвалившие стены загораживают путь и нам приходится сильно замедлиться, чтобы переползать эти препятствия буквально царапая в кровь руки и ноги. Каждый раз я с благодарностью смотрю на Орви, уже едва ли понимая, что делала бы без него во всей этой неразберихе и шпионских играх. Возможно, он послан мне Плачущим?

Когда дорога вперед сужается до размеров норы, где едва ли может пометиться ребенок, Орви предлагает остановиться.

— Тут потолок земляной, — говорит он, со знанием дела ощупывая земляной потолок.

Такое впечатление, что даже до обвала этот путь точно не вел в какие-то обустроенные покои, а разве что в подпол, хотя, что я знаю о тайных ходах, кроме того, о чем читала в книгах?

— Может быть, можно попробовать… — не хочу сдаваться я.

Это так несправедливо!

Здесь всего-то ничего осталось, но нам придется уйти вот так… с одной коробкой из-под конфет, которая мало проливает свет на ситуацию, но запутывает еще больше?

Я втягиваю голову в плечи, прижимаюсь и все-таки протискиваюсь вперед.

Орви тяжело вздыхает, но послушно следует за мной. С его-то ростом ему каждый шаг дается вдвойне тяжелее. И теперь мы двигаемся совсем вслепую, надеясь только на меня и то, что каждый новый шаг не утащит нас…

Я не успеваю подумать о том, что нужно быть осторожнее, потому что вместо земли под ступней — пустота. В которую меня утягивает, словно в воронку водоворота.

И на этот раз я отчаянно быстро и неудержимо лечу вниз, потому что моя ладонь предательски выскальзывает из пальцев Орви.

Ветки и какие-то коренья немилосердно хлещут по лицу, ногам и рукам.

Пятки болтаются в пустоте, и каждое мгновение полета заставляет поверить, что в конце нас ждет раскаленная бездна или что-то похуже.

А потом, когда я почти успеваю проститься с жизнью, падение внезапно заканчивается.

Внезапно и очень болезненно, потому что я приземляюсь прямо в каменную крошку, которая вонзается в меня каждой острой гранью и каждой пылинкой. А стоит мне попытаться отползти, как сверху кубарем валится Орви, буквально вдавливая мое несчастное едва живое тело в грязь и камни.

Наверное, теперь я точно отдам богам душу.

— Бездна, Матильда, ты в порядке? — слышу взволнованный голос Орви.

Пытаюсь пошевелиться. Не уверена, что хоть что-то получается, но по крайней мере я чувствую себя достаточно раздавленной, чтобы по крайней мере не сомневаться, что все еще дышу.

— Я же говорил, что не надо было лезть в эту холеру! — ругается Орви и аккуратно ставит меня на ноги. Потом заботливо, как мамочка, отряхивает пыль и стирает сажу с моего лица, хоть в этой полутьме едва ли это так уж важно.

— Где мы? — шепотом, подавляя кашель, спрашиваю я.

Мы об осматриваемся по сторонам.

Шпиль башни, в которой мы только что были, теперь торчит за нашими спинами.

Вокруг — какой-то пустырь, с редкими торчащими из-под земли обломками каменных надгробий.

Я не боюсь могил и кладбищ, потому что в монастыре успела посмотреть смерти и в лицо, и в затылок, но почему-то именно сейчас мне не по себе. Тот, кто тайно пробирался ко мне в комнату определенно был не робкого десятка, раз не боялся разгуливать… вот здесь.

— Боги, Матильда, твоя нога! — Орви делает такие глаза, словно моя нога валяется отдельно от моего тела, и он только сейчас это заметил.

Я опускаю взгляд вниз — перепачканная юбка вся в крови.

Инстинктивно пытаюсь переступить на раненную ногу, и тут же чувствую, как земля снова уходит из-под ног. Хвала Плачущему, на этот раз только потому, что я и правда почти не чувствую ногу.

— Нужно вернуться в замок, немедленно!

Он подхватывает меня на руки и почти что бегом, как на марше, несется в сторону шпиля, который становится для нас чем-то вроде ориентира. Добраться оттуда уже не составляет труда, правда, Орви порядком выдохся, и последнюю часть пути преодолевает почти что шагом, хоть упрямо запрещает мне даже говорить о том, чтобы идти самой.

Нам просто волшебно везет, что по пути до палаты, где я пришла в себя, не встречаем ни одной живой души. Вряд ли бы я смогла найти хотя бы одно вразумительное объяснение нашему внешнему виду. И очередному моему предобморочному состоянию.

Орви замирает у двери, мы оба перестаем дышать, прислушиваясь, что за ней происходит.

Тишина. Не похоже, чтобы в замке уже подняли переполох по случаю моего исчезновения.

Орви толкает дверь ногой, быстро заходит внутрь и я руками помогаю ее закрыть.

После нашей «ночной прогулки» полумрак комнаты как будто еще сильнее душит запахами горьких лекарств.

— Ну и в историю ты меня втянула… — начинает Орви, но его речь прерывает выразительный щелчок пальцами, вслед за которым комната наполняется тусклым светом горящей на стене около окна лампы.

Я почти до крови прикусываю нижнюю губу, потому что замечаю гостя, которого мы с Орви благополучно проморгали.

Его невозможно не заметить, потому что так запросто сидеть на подоконнике в одних кожаных штанах и фривольно расстегнутой на груди сорочке, может только один человек из всех, кого я знаю.

Герцог Нокс собственной персоной.

Живой, хвала Плачущему!

Хоть и перебинтованный от шеи до пояса, насколько я могу судить.

И едва ли благодушно настроенный на всю эту… оказию.

— Ваша… Светлость… — заикается Орви, и не сопротивляется, когда я просачиваюсь из его рук. — Рад видеть вас с добром здравии.

— На вашем месте, лейтенант, — ледяным менторским тоном, чеканит герцог, поднимаясь на ноги, — я бы не спешил радоваться моему доброму здравию. Потому что, если вы немедленно не предоставите мне веские причины, по которым вы откровенно лапали королевскую невесту, я буду вынужден оторвать вам руки, чтобы предоставить их Его Величеству вместе с вашими глубочайшими сожалениями!

Кажется, я еще никогда не видела герцога таким… взбешенным.

Я даже не понимаю, что именно удивляет меня сильнее: присутствие герцога в мое палате в столь позднее время, его злость или его слова о том, что Орви лапает королевскую невесту.

Это очень глупо, но я на всякий случай украдкой осматриваю комнату — может, здесь есть еще кто-то и герцогу померещилось? С его тяжелыми ранениями он, должно быть, очень слаб?

Хотя, по правде говоря, совсем умирающим Нокс точно не выглядит. И я бы точно не стала думать, что его заявление об оторванных руках так уж сильно преувеличено. Судя по бледному, как луна в окне, лицу Орви, мой старый верный друг того же мнения.