– Лиза…

– Что?

– Я тут подумала насчет Майкиной книги…

– Ты же не хотела говорить об этом, – поддела ее я. – Это же не твое дело, не твоя головная боль?

– Не моя, – кивнула Фая, листая книгу. – Просто глянула так, ради интереса, и чтобы ты трубки не бросала.

– И что? Чего высмотрела?

– Иван Эммануилович Кукош живет в десяти минутах пешком от вашего с Майкой дома.

– Что? Серьезно? Откуда ты… как ты узнала? – ахнула я.

– Я не волшебник, только учусь, – ответила она и таинственно улыбнулась. – А книжку ты оставь, я почитаю.

В определенных обстоятельствах человек разумный действует быстро, безжалостно и исключительно эффективно. Если человека разумного загнать в угол, там он ощетинится и покажет клыки. В момент опасности человек разумный забывает о божественной своей природе, и остается только инстинкт. Чистая совесть, спокойная душа – непозволительная роскошь, когда стоит вопрос сохранения себя на земле. Как написано в Майкиной книжке, если человек родился с нечистой душой, его мылом не отмоешь. Вор обязательно украдет, это только вопрос места и времени. Предатель обязательно предаст.

Так уж вышло, что к теме «Книги брошенных камней» мы вернулись только через неделю. Фае книга не понравилась, но впечатлила. Так она и сказала – эта книжка впечатляет и огорчает. Нельзя так хорошо знать людей, но продолжать их любить, а это значит, что Майка никого не любит. Если, конечно, она ее действительно написала. Грустно, холодно и очень, очень интересно, что будет дальше.

– Я же говорила! – обрадовалась тогда я, еще не зная, куда нас все это заведет. – Я читала всю ночь. Но Майка… я знаю точно, кого она любит. Своего кота.

– Только лишний раз доказывает, что люди ей опротивели. Коты ведь никогда не обещали подставить другую щеку. Коты – существа цельные, без раздвоения разума и чувств, и убивают они только мышей, и только, чтобы съесть, – сказала Фая.

– Скажи это Ланнистеру. Он бы в жизни мышей есть не стал.

– Это как сказать. У нас тут, на Ленинском, может, и не стал бы, а на даче он, может, что-нибудь и похуже мышей жрет, причем прямо сейчас. Природа котов, она такая. Да и человеческая тоже.

– Мышей жрать? – хмыкнула я. – Майка почти каждый день проверяет, вернулся ли кот, а вчера спрашивала, как до нашей дачи доехать. Наверное, решила отправиться на поиски. Я ей дала адрес и сказала, где лежит ключ, так что, если тебя вдруг занесет на нашу дачу, не удивляйся, если там будет Майка.

– Я не удивлюсь, – пообещала Фая. – Как она, кстати?

– В каком смысле?

– Ну, вообще, – неопределенно пояснила сестра. Я оглядела свою пустую, заваленную барахлом и посудой кухню.

– Она неплохо, – ответила я, про себя подумав, что, если кому и нужна помощь, так это мне. Я справлялась с обстоятельствами куда хуже.

С того дня как Файка подобрала меня, как брошенного котенка, на детской площадке, вся моя жизнь полетела под откос, как поезд, сорвавшийся с рельс. Уж бог его знает, что именно Малдер сказал Сереже в тот день, но он ушел. Я не могла поверить в это, но свершилось. Взял вещи с полки, запихнул их в большой рюкзак и оставил мою квартиру. В тот день Игорь Апрель поговорил с ним, и Сережа согласился с тем, что нам лучше будет разойтись. И не просто согласился, а взаправду исчез из квартиры. Когда я вернулась домой, там был только Игорь, укачивающий на руках мою Василису. Он сказал, что это реальность. Сережа не вернется. Я сначала даже не поверила, но его не было – день за днем. Я говорила себе – это хорошо, что он ушел, ведь именно этого и хотела, чтобы он ушел и больше не возвращался. В целом я стала говорить сама с собой.

Я каждый день невольно ждала Сережу, но он не появлялся.

Сначала я боялась того, что он передумает и вернется ко мне, и снова станет убеждать меня в том, в чем я и сама сомневалась – что не стоит разбивать наше худое суденышко, и «ради детей», и «от добра добра не ищут», и, в конце концов, «при чем тут любовь, о другом надо думать». Затем я вдруг захотела этого, стала надеяться на его возвращение просто потому, что тишина в доме сводила меня с ума. Одним вечером, когда дети уснули и в квартире было именно так невыносимо тихо, несмотря на телевизионный щебет, что я вдруг почувствовала, как страх скользким спрутом проползает ко мне в сердце, как мне становится холодно и тяжело дышать. Что, если так теперь будет всегда? Тихие вечера, холодные ночи, лишенные человеческого тепла. Мне двадцать шесть, логика говорит, что этому не бывать, что у меня будет еще миллион возможностей испортить себе жизнь и все осложнить. Но страх с логикой не дружит, он просто берет за горло и заставляет сердце стучать часто и рвано.

Однажды вечером страх стал сильнее обычного, пролез холодным спрутом под дверь. В тот вечер я выпила чуть больше, чем позволено одинокой матери двоих детей. Я употребила все, что было у меня дома, а конкретно: половину початой коробки красного полусладкого вина. Кислятина. Я не уверена, что никогда до этого не пила вот так – одна, сама с собой. Но, определенно, в тот вечер я в полной мере выполнила программу самоуничтожения, пройдя все стадии от пития в одиночку на грязной кухне до звонка бывшему. Не Сереже. Даже в состоянии полного «неадеквата» и опьянения мысль позвонить Сереже меня не посетила. Бывшим стал Капелин.

Герман Капелин технически моим бывшим стать не успел, скорее несостоявшимся. Звонят ли пьяные одинокие женщины своим несостоявшимся? Я не знала, и мне было наплевать. Я набрала его номер, стоя у зеркала в прихожей, непричесанная, с фиолетовыми губами – вино попалось дешевое, с сильным красителем. Пока шел гудок, я смотрела на себя в зеркале и корчила пьяные рожи.

– Ну ты и докатилась, – сказала я самой себе.

Капелин взял трубку после неприлично долгого моего ожидания. Интересно, просто спал или не слышал звонка? Или, наоборот, сидел напротив аппарата, смотрел на экран и думал, ответить или нет.

– Лиза? Что-то случилось? Алло, Лиза? Ты там? – спросил он, а я молчала, потому что совершенно понятия не имела, что ему сказать. Так далеко я свой пьяный звонок не продумывала. Капелин обратился ко мне по имени, значит, мой номер все еще определялся у него. Видимо, он не стер номер – только меня, он вычеркнул меня лично – из своей памяти.

– Нет, – ответила я. – Я не там. Я тут.

– Ага, – озадаченно сказал он. – И я тут.

– Нет, – заупрямилась я. – Тебя тут нет.

– Лиза, ты в порядке? – спросил Герман после долгой паузы.

– Как у тебя дела, Гера? – нашла я наконец подходящие слова. Капелин молчал, словно обдумывая, как именно изложить мне ситуацию со своими делами. Я уже почти устала смотреть на мои обведенные кругами глаза в зеркале. Эдакая природная косметика от бессонных ночей. Хоть сейчас на страницы модных журналов.