– Всегда пожалуйста, – он указал на диван, – иди сюда, сядь и полюбуйся на творение наших рук. А я пока принесу нам горячий шоколад.

Габи смотрела на пламя, наблюдая, как оно прыгает и танцует под треск поленьев. Впервые за столь долгое время она почувствовала себя спокойно… и это было замечательно. И все благодаря Цезарю. Она подняла глаза, когда он вернулся в гостиную с двумя большими дымящимися кружками.

– Пахнет божественно.

– Я положил секретный ингредиент – немного рома.

Он сел рядом с ней, и это было так уютно, тепло и интимно.

– Спасибо. Так приятно украшать снова с кем‑то елку.

– Ты сказала, что раньше украшала елку с тетей?

– Да. В первое Рождество после смерти мамы тетя Би взяла меня с собой, чтобы купить елочные украшения. Мне было всего четыре года, но я четко это помню. Я думаю, это был первый раз, когда тетя Би купила так много украшений. После этого мы всегда пользовались одними и теми же украшениями из года в год. Хотя они становились блеклыми и невзрачными. Но для меня они были чем‑то традиционным, связанным с моей матерью и семьей. – Габи проглотила внезапный комок в горле. Украшение елки было тем временем, когда она чувствовала себя по‑настоящему близкой к тете. – После того как они умерли, я больше не могла заставить себя украшать елку в доме. Вместо этого я стала делать это в книжном магазине.

– Ты, должно быть, очень скучаешь по ним.

– Да, очень. Когда они умерли, я почувствовала, что осталась одна, совсем одна на свете. Снова сирота. Я не очень хорошо помню свою мать, но я помню теплоту, чувство безопасности и любви, которые я ассоциирую с ней. И еще я помню полное смятение, растерянность, которую испытала, когда она умерла. Я была слишком мала, чтобы понять, что это значит. Но тетя Би и дядя Питер всегда были рядом. И я всегда буду им за это благодарна.

– Расскажи мне о них.

Габи заколебалась. А не слишком ли она размякла у камина, чувствуя себя необыкновенно свободной от всех этих правил и протоколов? Или она увидела в глазах Цезаря неподдельный интерес? Кто знает? Просто ей хотелось поделиться с ним этой частью своей жизни.

– Дядя Питер был старшим братом моей мамы. Сводным братом. У них разница в возрасте почти тридцать лет. И они были совсем не близки. Ему было уже за пятьдесят, когда мама покинула Касавелье, и за шестьдесят, когда она умерла. У него и тети Би не было детей. Они так решили изначально. Я думаю, я… я смешала им все планы. Но они сделали все, что могли. Они купили книжный магазин и начали работу там, обеспечили мне хорошее образование, многому научили. И я всегда буду им благодарна за это.

– Похоже, они хорошие люди, – тихо сказал Цезарь. – То, что ты сейчас рассказала о времени, проведенном с ними, – это хорошие воспоминания. Они проводили с тобой время, вы гуляли, готовили еду вместе, украшали елку вместе… они поощряли твою любовь к книгам.

Габи видела невыносимую боль, скрытую в глубине его глаз. Она знала, что он вспоминает свое собственное детство, когда его родители проводили с ним минимум времени. Они обращались с ним, как с королевской пешкой, а не с маленьким мальчиком.

Они сидели так близко друг к другу некоторое время и молчали. А потом Цезарь повернулся к ней и улыбнулся:

– Жаль, что мне не довелось встретиться с твоими дядей и тетей. Спасибо, что поделилась со мной воспоминаниями. – Он поднялся. – А теперь, я полагаю, нам пора ужинать. Подожди здесь, я сейчас все принесу.

– Мы будем ужинать здесь?

– Да. – Он неуверенно посмотрел на нее. – Если только ты не предпочитаешь сидеть за столом. Я думал, ты хотела бы чаще бывать в неформальной обстановке.

Она почувствовала странное тепло. И снова подумала о том, что не знает, уловка это или реальность.

Через десять минут Цезарь вернулся в гостиную, толкая перед собой тележку. Две тарелки, накрытые серебряными куполообразными крышками.

– Вуаля! – сказал Цезарь и двумя руками быстро снял крышки.

Габи расхохоталась.

– Пицца!

– И не просто пицца. А настоящая агиларесская пицца. Основа – на закваске, оливки, выращенные в стране, а томатный соус – государственная тайна. Честное слово, ты никогда не ела ничего подобного.

Он протянул ей тарелку, взял свою и сел рядом. Габи втянула аромат носом.

– М‑м‑м, – прикрыв глаза, промычала она. – И никаких приборов. Восторг.

Откусив, она закрыла глаза от удовольствия, и Цезарь поймал себя на том, что его губы сами собой растянулись в улыбке.

– Это невероятно. Почему я раньше этого не попробовала?

– Ну, не знаю. Ты могла бы пойти в ресторан и заказать. Или попросить на кухне, чтобы тебе приготовили пиццу. Кухня касавельская не так хороша, но все же.

– Что ты! Я бы не посмела. – Габи выглядела испуганной. – Они все там так заняты, и… они меня пугают. К тому же я не уверена, что Марии это понравилось бы.

– Мария чудесная женщина и замечательная королева. Но она совсем другой человек, не такой, как ты. Ты должна делать все по‑своему.

Габи закусила губу.

– Все не так просто. Я так многого не знаю. – Она взяла еще один кусок пиццы. – Кажется, все вокруг меня знают, что делать и как.

– Но я знаю, где ты лучше всех.

– Да?

– Да. Книги.

– Точно. Но я не думаю, что это поможет в управлении.

– Вообще‑то я не соглашусь. Ты же сама мне сказала, что все должны читать. Это похоже на политику… а не хобби.

Последовала небольшая пауза, а потом ее глаза загорелись.

– Я могу способствовать распространению грамотности в Касавелье. Я ведь проводила занятия в Канаде. Для людей всех возрастов. Ведь многие люди имеют низкую грамотность, иногда из‑за проблем с дислексией. Кто‑то слишком много работает, разные домашние обязанности, рутина, все это отвлекает от чтения. Я уверена, тут тоже есть люди с похожими проблемами.

Цезарь кивнул, тронутый явной страстью в ее голосе, верой в свое дело. Как он понимал это!

– Ты могла бы так же поговорить с моим отцом о подобной программе в Агиларесе.

– Поговорить с твоим отцом? – Ее лицо вытянулось.

– Он не тиран. Им движет долг. И я уверен, он поймет, что это достойное дело, которое принесет пользу его народу. Просто это не пришло ему самому в голову.

Он смотрел, как Габи взяла еще один кусок пиццы, как думает над его словами.

– Мне нужно поговорить с моим министром образования.

Цезарь подавил легкую улыбку, услышав, что она назвала министра «своим». Но она успела заметить его улыбку и улыбнулась в ответ.

– Разве я не величественная и царственная? Я правда в восторге от всего этого. Мне нужно просмотреть статистику образования, посмотреть, какие есть благотворительные фонды, которые можно вовлечь. Связаться с людьми, кто управляет ими.