Было уже шесть утра, когда Адам наконец позвонил. Накануне мама с папой вернулись вместе со мной, но быстро сообразили, что мне надо поспать, и уехали, строго-настрого наказав мне им позвонить, как только я что-то узнаю. Но я бы не уснула, даже если бы мне за это заплатили. В голове у меня крутился вихрь всевозможных мыслей, и я вышагивала по кухне, держа в руке большой бокал красного. Взад-вперед. Пока пронзительный звонок моего телефона не заставил меня подпрыгнуть.

– Эм? – Он явно очень устал.

– Да. Как она? Что там творится?

– Она нормально. – Голос у него сорвался.

– И дальше у нее все будет нормально?

Я услышала в трубке негромкие всхлипы.

– Адам… Адам…

– Это такое облегчение. – Он шмыгнул носом. – Эм, я не вынес бы, если бы с ней что-нибудь случилось. Честное слово, просто не знаю, что бы я тогда делал.

– Но у нее все будет в порядке? – снова спросила я. Мне отчаянно хотелось получить подтверждение.

– Да. Да. Она сидит в постели, пьет чай, и вид у нее совершенно беззаботный. – Он неловко рассмеялся.

У меня перехватило дыхание.

– А что же тогда произошло? – поинтересовалась я. – Что врачи говорят?

– Они все проверили. Давление, сердце, анализ мочи. Оказалось, у нее все отлично.

Я молчала.

– Эм?

– Тогда в чем же дело? – спросила я, едва сдерживая истерические нотки в своем голосе.

Если он что-то и заметил, то ничем этого не выдал.

– Они думают, что у нее, скорее всего, обезвоживание, – сообщил он. – Она призналась, что не следила за собой эти несколько дней, очень волновалась насчет вечеринки, забывала есть и пить. А потом она опрокинула пару стаканов вина – и прости-прощай.

– Ого. И все? – сумела выговорить я.

– Ну, не совсем так. Само по себе обезвоживание – довольно серьезная штука. Но они ей поставили капельницу с соляным раствором и обещают, что она может выписаться, как только эта емкость опустеет. Я собираюсь привезти ее к нам, просто чтобы она как следует отдохнула и чтобы я мог за ней приглядывать.

В горле у меня защекотало: я готова была заплакать.

– А почему Джеймс не может за ней присмотреть? – выпалила я, не успев вовремя себя остановить.

– Джеймс? – спросил он уже чуть более напряженным голосом. – Потому что он занят и у него и так достаточно забот. Эта его подружка все морочит ему голову. По-моему, у них там не слишком удачно складывается. В любом случае у нас теперь, слава богу, есть вторая спальня, так что давай ее используем.

– Полагаю, она разрешит нам спать вместе в нашей? – сухо осведомилась я, стараясь не показывать эгоистичной жалости к себе, которая так и норовила меня охватить.

Он рассмеялся, но смех этот прозвучал фальшиво.

– Думаю, должна разрешить, как по-твоему? Ты же вот-вот станешь миссис Бэнкс.

Я улыбнулась сквозь слезы, силясь вспомнить тот момент, когда он сделал предложение, тот момент, о котором я мечтала годами. В детстве я представляла себе, как мой принц красиво опустится передо мной на одно колено и попросит меня стать его женой – на городской площади, где собрались тысячи людей. Я романтически воображала венчание в соборе и чтобы на мне было кружевное платье в старинном стиле, с таким же длинным шлейфом, как у принцессы Дианы. Мама была большой ее поклонницей. Помню, как однажды, воскресным утром, она разбудила меня, и по лицу ее текли слезы, и она сказала мне, что принцесса умерла. Мы весь день сидели перед телевизором вместе с миллионами других людей и надеялись, что это ошибка. Я тогда была слишком маленькой и толком не понимала, кто она такая и насколько это вообще важно. Но помню, как меня завораживали кадры ее венчания с принцем Чарльзом. Как прекрасна она была, каким волшебным стал для нее этот день. Я целыми неделями расхаживала по лестничной площадке в белом диснеевском платьице, извлеченном со дна моей коробки с нарядами. На спину я пришпиливала простыню. Бродя среди этих безумных заоблачных фантазий, я слышала, как отец жалуется всем и каждому, что эдак я могу устроить пожар. А Стюарт использовал любую возможность, чтобы избавиться от неизбежной роли главной подружки невесты.

Я всегда считала, что, когда у меня в жизни настанет такой момент, он окажется навеки запечатленным в моей памяти: это будет что-то особенное, что-то такое, о чем я потом стану рассказывать детям и внукам. Я поведаю им, как гордо демонстрировала всем многообещающее свидетельство о помолвке, сверкающее у меня на пальце. Как я взглянула в самую глубину глаз жениха, перед тем как прошептать «да». С каким восторгом родные и друзья ринулись поздравлять нас и забрасывать нас вопросами, когда же намечаются брачные торжества.

Но получилось иначе. Прошло всего несколько часов, а я даже не в состоянии была осознать, произошло ли это наяву. Видимо, я все-таки ответила «да»: доказательством служило кольцо. Но поскольку Памми упала в обморок практически одновременно, я теперь видела перед собой только выражение шока и ужаса на лицах собравшихся и ту панику, которая тут же всех охватила. Казалось, наш решающий момент вообще никогда не наступал.

– Ты можешь пока не ложиться? Дождаться, пока мы приедем? – спросил Адам.

Рассеянно посмотрев на часы, я обнаружила, что с тех пор, как я проверяла время последний раз, прошло всего три минуты. Уже наступила суббота, обычно я в этот день работала, но на сей раз, конечно, я заранее взяла отгул. Правда, я представляла себе, что буду отсыпаться после сильнейшего похмелья, а не бодрствовать в одиночестве до раннего утра, гадая, протянет ли эту ночь моя будущая свекровь.

– Попытаюсь, – выговорила я, – но ничего не обещаю.

– Жуткая ночка выдалась. – Он тяжело вздохнул. – Я-то надеялся, мы сумеем закрепить нашу помолвку.

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я удивилась, как он вообще способен думать в такое время о сексе. Но, вероятно, при любых других обстоятельствах это бы само собой разумелось. И конечно, мы всю ночь и весь следующий день провели бы в постели, то занимаясь любовью, то изучая на своих планшетах различные места, где можно устроить свадьбу. Сейчас я не могла себе представить, как проделываю то или другое. Видимо, в этом одно из фундаментальных различий между механизмами работы мужского и женского сознания.

– Посмотрим, – отозвалась я.

Я положила телефон, налила себе еще бокал вина, и у меня полились горячие эгоистические слезы. Жалость не входила в число тех эмоций, которые я обычно применяла к себе самой, но сейчас лишь она оказалась созвучна моему состоянию. Я не чувствовала себя ни счастливой, ни печальной, мне просто было невероятно жалко себя. У меня внутри все словно онемело от вопросов, стучавших в голове. Ну за что мне это, что я такого сделала? Правда ли я – самое лучшее, что случилось с Адамом? И почему Памми так меня ненавидит?