– Да-а, – протянул Игорь.

– Вот тебе и да! Всю войну дядя прошёл, и не как-нибудь, а с боями, и – даже медали не заслужил!

– Зато жив остался! – подчеркнул Сергей.

Все замолчали.

– Ну, ладно, хватит грустить. Я вот вам одну байку расскажу – сразу повеселеете! Не верите?… Так вот, в прошлом году незадолго до Дня Победы в посёлке нашем стали переписывать фронтовиков. Власти готовили сюрпризы. Как водится, ветераны разговорились, почувствовав внимание и заботу. Особенно словоохотливым оказался Венька-печник, мастер в своём деле. И тут, ей же богу, всех потряс! Я, говорит, на Гитлера покушение совершал! Это когда он в ставку свою к нам, в Россию, приезжал.

– Ну, и что же ты?… – смеялся кто-нибудь в ответ.

– А то, обманули они меня. Ну, эти самые охранники его. Загримировали под Гитлера мужика какого-то, а я и рад стрелять. Ну, потеха была.

– А тебя-то как?… Даже не схватили?

– Нет, – отвечает, – я ведь тоже хитрый. Залез на дерево рядом с логовом этим – и проспал всю ночь… А дальше такой ужас, просто невыносимо рассказывать.

– Ну, давай, давай, не тяни, – торопили мы его.

– А стопарик нальёте?

– Эх, башка твоя хитрая! – и откуда-то всё появлялось, и Венька картинно, со смаком, выпивал стопарик, занюхивал хлебом и продолжал:

– К утру, я знаете, озяб. И со сна так раскатисто, от души, чихнул. И тут же, ясное дело, проснулся. Глянул вниз – а там фрицы, как муравьи. Так и кишат, так и кишат… Вскинул я винтовку – и давай по ним шпарить! Вижу, настоящий Гитлер откуда-то из-под земли появляется. И спрашивает так громко, по-ихнему, конечно: мол, кто такой и что там делает? А ему главный помощник отвечает, что это русский разведчик Венька-печник, и уложил уже двести фрицев.

– Так они же по-немецки говорили!

– Ну и что! Я по губам догадался.

– А чё в Гитлера-то не стрелял?

– А ружьё как раз заряжал, – отвечает.

– Дак сколько, говоришь, уложил? – уточняли мы.

– Глухие, что ли? Целых двести!

– А, может, убавишь чуток?

– А стопарик нальёшь? – и под хохот собравшихся Венька принимал очередные «фронтовые» граммы.

А Девятого Мая Венька появился в поселковом клубе – гордый, с хитринкой в глазах. На груди его сияли три медали «За отвагу». Люди подходили, трогали: не бутафорские ли? Нет, всё чин чином. И терялись в догадках: то ли Венька и впрямь всамделишный герой, то ли и там, на фронте, за враньё гонорар полагался…

– Ну, ты даёшь, дед! И откуда чё берёшь? – А где услышу, а где сам сочиню, а где и правду вспомню… – Молодец! Даже выписываться неохота!

– А кто нас гонит? Возьмём и пропишемся! – весело заключил Иван Иваныч.

Камера временного содержания была тесной и тёмной во всех смыслах. Зарешеченное окно выходило во двор, где напротив возвышалось здание управления. Так что виден был только краешек неба, и то в клетку. «Жильцов» в этой норе было четверо: пенсионер Иван Петрович; худой парень Валерка, больше похожий на подростка; бойкий на язык мужичок лет пятидесяти, он же Василий, и крепкий, угрюмый бугай лет сорока, втолкнутый накануне в камеру. Имя своё не «обнародовал».

– Э-э, да здесь, как на курорте! – вместо приветствия констатировал он. – А то, чаще всего, и встать-то некуда, не то что поспать как надо, – и тут же развалился на койке.

– А ты чего, уже не впервые?

– Я-то? – мужик пристально посмотрел на всех троих. – Э-э, да тут одни голуби!.. Ну, значит, я – главный. Все поняли? А теперь рассказывайте, как влипли. А то скучно у вас…

– А если я не хочу рассказывать? – заерепенился Василий.

– А это ты видел? – бугай вытянул в его сторону кулачище. – Значит, так. Начнём с молокососа.

Валерка хотел отвернуться, но, встретив взгляд бугая, заговорил:

– Это… отца я… сковородкой шарахнул по голове. Говорят, может не выжить…

– Чем-чем?… Сковородкой? – Бугай даже рассмеялся. – Ну, точно! Голуби, и только!

– А за что ты его… так-то? – встрял Василий.

– А сковорода-то хоть нормальная? Чугунная? – уточнял бугай.

– Нормальная, – вздохнул парень. – А треснул я его… Мать пожалел.

– Ну, тут всё ясно. Отец – пьянь, мать – овечка. Ведь так? – Бугай оживился. – Всё это мы проходили. Ты на суде, главное, на жалость нажимай, понял? Поскольку в тюрьме тебя, голубя, жалеть будет некому!

Парень захлюпал носом.

– Хлюпай, не хлюпай, а отвечать придётся! Хорошо, если тот жив останется! А нет – подружишься со мной, как миленький. И с другими бывалыми. И на жизни нормальной крест поставишь!..

– Хватит запугивать парня! – не выдержал Иван Петрович.

– А ты, живчик, как тут очутился? – перешёл бугай к Василию, будто и не слышал пенсионера.

Тот глянул исподлобья и, поняв, что упираться нет смысла, затараторил:

– Дак чё… украл я… пакет с гречкой.

– Чего-чего? – расхохотался бугай.

– А чё сказал! – отрезал «живчик». – Сын в переделку попал, избили парня до полусмерти, – отказался гадость какую-то исполнять.

– Ишь ты, принципиальный, значит?

– В общем, и сам пока не работает, и жена ребёнка ждёт. А у меня триста рублей – все доходы! Электрик я в домоуправлении.

– Ну и что? – невольно торопил Иван Петрович.

– А то… Внизу, в доме нашем, кафе. И вот, разгружали они машину, а пакет с гречкой соскользнул из ящика – и в снег. Ну, я когда проходил мимо – заметил. А когда машина отъехала – взял.

– Боже мой, детский сад какой-то! И за это – сюда угодил?

– Да, потому и угодил.

– Это уж точно! Мне бы твои приключения! Летал бы сейчас на воле…

– Ну и что? – торопил Иван Петрович. И даже Валерка, утерев глаза, повернулся к рассказчику.

– Стали они считать пакеты – и хватились. Что, да как, и обо мне вспомнили. Мол, мимо проходил. Ну, а найти меня было проще простого.

– Дак швырнул бы им этот самый пакет! – бугай вроде даже сочувствовал «живчику».

– Привели меня пред очи холёного такого барина. Сам в кресле, ноги на столе. Падай, говорит, на колени!.. Я, конечно, всего ожидал, но только не этого. Попробовал по-хорошему извиниться, объяснил, что к чему, а тот своё: падай, говорит, и всё! Да ещё и оскорбляет всяко… Ну, не выдержал я и сообщил ему по порядку всё, что думаю о таких, как он!

– Это о каких таких? – подзадоривал бугай. Ему явно было интересно.

– О таких! Обобрали нас всех, да ещё и на шею сели!