Казак резко покачал головой, словно пытаясь отогнать от себя плохие воспоминания, но те всё быстрее проносились в его голове, словно кадры из фильма.

Когда прямо перед глазами молодого солдата пуля попала прямо в лоб последнего друга, тот от страха бросил оружие и повалился на землю. Во всеобщей суматохе и дыме другие даже и не заметили произошедшего, продолжая отбиваться от наступления противника. Именно тогда Казаковский поддался своему страху, ему показалось, что если остаться в окопе, то он непременно станет следующим, именно поэтому, недолго думая, парень полез вверх, покидая укрытие. Ему хотелось бежать, бежать как можно дальше и не оглядываться. Перспектива рвануть в лес и затеряться где-нибудь, в тот момент не казалась такой уж и глупой. Всяко лучше, чем погибнуть с товарищами. Именно тогда, в самый последний момент, сильная рука Елина ухватила Казаковского за ногу и потянула назад. Во власти паники, парень стал видеть врагов даже в союзниках, поэтому Борису пришлось приложить усилия, чтобы затащить труса назад. В ту же секунду прилетел снаряд, прямо в ту сторону, куда так стремился Олег, засыпав тем самым людей в окопе землёй.

Но даже от этого желание сбежать с поля боя никуда не исчезло. С новой силой он попробовал вновь покинуть окоп, однако мощным ударом кулака прямо в лицо, Елину удалось привести товарища в чувства.

— Ты что творишь! В себя приди! — схватив парня за шиворот выкрикнул он.

— Мы здесь умрём... все умрём, — тихим голосом прошептал Казаковский.

— Мы там умрём! — Борис указал пальцем туда, куда он так рвался, — Если бы я тебя не оттащил, то нас не землёй бы присыпало, а твоими костями и... — договаривать он не стал.

— А ты не боишься смерти? — с испуганными глазами прошептал солдат.

— Рано или поздно все умирают, от этого не уйти! — выкрикнул Елин, — но если умирать, то за Родину, за семью, за дом родной! Кто кроме нас сможет защитить всё, что нам дорого?

Его слова привели Казаковского в себя. Парень вспомнил про матушку и её каждодневные молитвы о мире, разум вновь взял верх над чувствами.

«Сражаюсь за Родину, за семью, за народ!»

С этой мыслью Олег схватил оружие в руки и продолжил отражать атаку противника, рука об руку с Борисом.

Уже позже пришло осознанное чувство благодарности. Елин не только спас его и помог прийти в себя, но также и не выдал попытку сбежать с поля боя. Дезертирство приравнивалось к предательству Родины, а наказание за это преступление было максимально жестким.

«Мы вернёмся домой! Вернёмся, говорю тебе!» — в голове Казака послышались слова Елина.

Он оказался прав. Они вернулись живыми.

Вместе с Борисом они получили медали «За Отвагу», затем и Орден Красной Звезды. К концу войны из труса получился отважный боец с целым иконостасом из медалей на груди, гордость семьи. Однако, через некоторое время Казаковский заметил, как сильно у него изменилось восприятие мира. Спокойные будни с плавным течением быта казались парню невыносимыми, хотя там, в окопах, он только об этом и мечтал.

Пусть и не сразу, но в какой-то момент он признался самому себе, что скучает по тому напряжению от ожидания внезапных битв, по азарту боя, в том числе рукопашного, ведь быстрое решение боевых задач доставляло ему невероятное удовольствие. Парня тянуло не на войну, нет, он наоборот не хотел, чтобы это повторилось. Он скучал по той суматохе, нервотрёпке и рекам адреналина, когда сражался бок о бок с товарищами.

Медленно, но верно, судьба затягивала его в пучину преступного мира, в котором он и нашёл отдушину.

* * *

— Брат, завязывал бы ты с этим, пока не поздно, — пытался вразумить Олега, Борис, — ты же только год назад как из тюрьмы вышел. И опять лезешь...

Друзья не виделись уже несколько лет, и вот, наконец, Казаковский приехал к Елину в гости, где они теперь сидели на тесной кухоньке, распивали водку, закусывая варёной картошечкой и огурцами, да обсуждали свои дела.

— Э, нет, — возразил Казак, — я теперь уж учёный. Меня так просто не взять. Я не тупой, знаешь ли. Вот увидишь, скоро я совсем серьёзные дела делать начну, пока ты тухнешь в этой деревне.

— Я не для того войну прошёл, чтобы в тюрьме свой век коротать, — упрямился Елин.

Но Казак не унимался. Он всё больше рассказывал про свои планы, про своих людей, про других воров в законе и про то, какую жизнь они ведут, что даже в советском союзе живут как короли и достать могут практически что угодно.

— Эх, Боря, да разве ж это жизнь? Ты посмотри на свой трухлявый домишко, уже ремонт давно пора делать, а лучше так вообще новый построить. В вашем убогом колхозе ты и за век достаточно не заработаешь, чтобы красивый быт себе обеспечить.

— Живут же люди как-то и так... — всё ещё держался Елин.

— Нет, брат, ты не понимаешь... — он со смачным хрустом откусил половину огурца и задумчиво его прожевал, а затем резко хлопнул себя по коленям, — знаешь что, а поехали прямо сейчас ко мне. Покажу тебе как можно жить. Всё. Решено. Откажешься — больше со мной не разговаривай даже.

И они поехали в Калугу. Казак в то время ещё даже близко не достиг того влияния, которое имел сейчас, но уже тогда сумел поразить друга красивым домом обставленным практически по последней советской моде и дефицитами на столе.

— И ты можешь жить не хуже, — убеждал он друга, — я же знаю тебя, ты быстро освоишься. Вместе мы горы свернём!

— Нет, — стоял на своём Елин, — конечно, ты и впрямь живёшь хорошо, но мне такие риски не нужны. Слишком уж это всё опасно.

Казак вздохнул:

— А ведь я, можно сказать, тебе своей смелостью обязан, а ты трусишь. Ну, чёрт с тобой! Не хочешь со мной большие дела делать, то вот тебе ещё вариант. Сиди в своём колхозе и дальше, у тебя должность как раз хорошая. И Клавку свою подключишь. Начнёте с малого, если страшно, а там сам не заметишь, как и дом тебе починим, машину... и заживёте как люди. Тем более, что ты сам говорил, что государству до вашего колхоза дела нет,