— Заходите сюда, совещание уже закончилось.

В прихожей я встретил майора Швайма, который узнал меня, несмотря на сумеречное освещение:

— Кноблаух, почему вы пришли только сейчас?

— Я заблудился, господин майор, прошу прощения!

Майор увлек меня за дверь, и я оказался перед командиром дивизии полковником Вальтером.

Я доложил и сообщил заодно о «просочившихся» восточнее Нойзоброста русских. Черты лица полковника остались без изменения. Он сухо проинформировал меня:

— С настоящего момента батальон подчиняется 21-й пехотной дивизии, а именно командиру 45-го гренадерского полка. Связь с вами установит полк. Ваш район обороны расширяется в северном и южном направлениях по 500 метров соответственно. Доложите своему командиру батальона и позаботьтесь, чтобы были отданы все необходимые распоряжения. Какова численность вашего батальона?

— В легких ротах сегодня утром было еще по 20 человек, в тяжелой — около 35.

Полковник посмотрел на своего начальника штаба и пожал мне руку:

— Может статься, что русские уже отрезали вам путь назад. Если это так, то бросьте машину и попытайтесь пробраться к своему батальону пешком. Сообщите новую боевую задачу батальона вашему водителю, особенно то, что касается переподчинения 45-му гренадерскому полку. Один из вас должен дойти!

Я думаю, командир исходил из того, что фузилерный батальон погибнет на той позиции, которую сейчас занимает.

Я сел в машину, водитель завел мотор, и обратный путь начался.

Я решил, что ехать через Нойзоброст не имеет смысла, и мы направились по дороге Гр. Зоброст — Вальдек, хотя она не была проезжей и сильно засыпана снегом. Ехали очень медленно. Гарантии, что и тут не просочилась русская пехота, не было. Нервы были напряжены до предела, автомат лежал на коленях. Тишина вокруг нас была обманчивой, а от Норденбурга ветер доносил звуки ожесточенной пулеметной стрельбы. Там то и дело взлетали осветительные ракеты.

Через полчаса мы без приключений доехали до Вальдека. Населенный пункт был пуст. Водитель повел машину быстрее, стараясь проехать непросматриваемое пространство. Когда мы миновали последний дом, начался лес. Теперь я понял, откуда происходит название этой деревни.

Машина медленно ехала по снегу. Справа была опушка леса, слева — поле. Наконец лес отступил, и мы поехали по западной окраине Эллернбруха. Перед нами на дороге что-то зашевелилось, и сразу раздался окрик:

— Стой, кто едет?

— Не стреляйте! — крикнул я в ответ.

Взвод из дивизии «Герман Геринг» занял в Эллернбрухе круговую оборону. Его командир, фельдфебель, знал, что русские уже в Нойзобросте. Я спросил его о дороге по направлению на Платтау:

— Все время прямо, а на развилке дорог принять влево. Дорога все время простреливается. Днем на дороге никого не было видно. «Иваны» вышли на дорогу Брухорт — Платтау.

Фельдфебель проводил нас до выезда из деревни и пожелал счастливого пути.

Снег был укатан. Мы смогли ехать быстрее и через десять минут увидели дома Платтау, въехали в имение и попали под минометный обстрел. Водитель нажал на газ, потом резко затормозил, машина остановилась во дворе имения, и мы успели укрыться, прежде чем очередная серия мин ударила по крышам зданий.

Я доложил командиру о прибытии и проинформировал его о новой обстановке. Когда я говорил о расширении рубежа обороны, он задремал, кивая и берясь пальцами за сигарету.

25 января

Ночь прошла спокойно. Перестрелка то и дело разгоралась, но атак не было.

В 6.10 на левом фланге у Кл. Пентлак разгорелся ожесточенный огневой бой. Сразу же зазвонил телефон. У аппарата — ефрейтор:

— «Иваны» были в наших окопах. Нам удалось их выбить… Никто не ушел.

Незадолго до 7.00 пришли трое раненых. Они, слава богу, все были ходячие. После перевязки их отправили в Драймюль.

12.30. Русские активизировались. Двор оказался под артиллерийским обстрелом. Через разбитые окна дует ветер. По полю между Платтау и Хохлинденбергом на запад идет русская пехота. Остановить ее некому. Южнее нас, под Брухортом, усилился шум боя. Русские просто дают нам остаться на позиции в лесу. Они знают, что мы рано или поздно без боя попадем к ним в руки.

Соотношение между поставленной задачей и имеющимися силами стало недопустимым. 80 фузилеров без тяжелого вооружения должны были держать фронт шириной два километра.

Командир действовал. Он снял людей с позиции на северной оконечности леса у Кл. Пентлака и перевел их в имение Платтау. К 13.30 остальные подразделения батальона с боем отошли к имению. Русские ломились в двери. Командир выскочил, взял находившихся рядом людей и повел их в контратаку. Ему удалось выбить русских за дорогу. У русских — многочисленные потери. У нас погибло три фузилера.

Капитан вернулся:

— Пройдите по главной линии обороны, посмотрите, сколько у нас еще осталось людей.

Я вышел. У северо-восточного угла господского дома лежали один русский и два фузилера — убитые. Одному осколком снаряда снесло всю нижнюю челюсть.

Слишком много выяснять не пришлось: десять минут спустя я стоял перед командиром и докладывал:

— Господин капитан, в батальоне не более 50 человек. Боеприпасы кончаются!

Двенадцать дней назад нас было шестьсот!

Капитан обратился снова ко мне:

— Распорядитесь, чтобы у убитых забрали оставшиеся патроны!

Снаружи снова загрохотал бой. Командир подошел к окну. В этот момент его в плечо ударила пуля. Рука тоже была задета. Он пошатнулся. Мне удалось подхватить его и с помощью подоспевшего посыльного уложить на стоявшую в комнате софу. Его лицо побледнело. Кровь протекала через маскировочную куртку. Я позвал санитара. Чуть позже командира перевязали.

Капитан Вольф сказал мне:

— Кноблаух, принимайте батальон! Я желаю вам и людям всего хорошего!

То, что такой момент настанет, я всегда опасался. Меня не тяготили обязанности командира. Я не мог выносить всей тяжести ответственности. Ответственность складывалась из двух компонентов: за подчиненных и за выполнение поставленной боевой задачи.

Капитана Вольфа уложили на импровизированные салазки, и два солдата увезли его из-под обстрела.

Шум боя усилился, и сразу русские оказались снова во дворе. Я подскочил к двери, выходившей на лестницу, ведущую вниз во двор. На нижней площадке были двое русских. Они были удивлены не меньше меня. Я глянул в их искаженные лица, вскинул автомат и успел дать очередь. Они погибли. В юго-восточный угол двора прорвалась целая толпа русских. Они бешено палили перед собой. Я рванулся вверх по лестнице и в последний момент успел захлопнуть за собой дверь. Ее филенки тут же разлетелись в щепы под автоматными очередями. Из глубины комнаты я постарался посмотреть, что происходит во дворе. Из амбара напротив меня по группе русских бил пулемет. Чуть позже положение удалось исправить. Я осторожно спустился во двор. Потери русских были огромны. У нас было двое убитых.