— Лён, а еще… невидимки ведь не чувствуют боли. Я там пузом прямо в крапиву, и даже ни капельки никакого кусания…

— Потому что ты загорелый. Загорелая кожа крапивы не боится.

— Хорошо, если так… А то я думаю: может, мы уже не живые? Может, это т а с а м а я Дорога?

— Ох, кто-то сейчас получит по загривку. И сразу поймет: живой он или нет! — Это Лён уже с испугом.

Зорко надул губы. Беспокойно дышал на ходу.

— Зорито… Дойдем до Приморского тракта, Безлюдное Пространство кончится, там все станет ясно.

— Я вот этого и боюсь.

— А ты… ты не бойся! Если даже мы невидимки, Динка нас все равно не прогонит!

— Да. Это правда… — Зорко повеселел.

В этот миг колесом подкатился Ермилка.

— Смотрите, как интересно! В небе солнце и месяц!

И правда, высоко в утреннем небе висела чуть различимая пухлая половинка луны. Ермилка пошел рядом, поглаживая себя по животу сандалией. Глянул лукаво.

— А я слышал, как вы вечером сказку про месяц придумывали. Будто он плавает под водой!

— Ой! — подскочил Зорко. — Лён! Я ведь так и не рассказал, что придумалось дальше!.. Помнишь, мы говорили: месяц поднимается, а морские жители с перепугом плюхаются с него в воду…

— Ну и что дальше?

— Дальше вот что!.. Там был один маленький краб. Крабий детеныш. Он опоздал прыгнуть, а потом испугался высоты… А может, он решил попутешествовать по небу, не знаю… Когда месяц поднялся, крабеныш засел в маленьком кратере — там осталось немного воды. Без воды-то крабам трудно… И вот он вместе с месяцем поднялся высоко-высоко, где никогда не бывал ни один краб. И увидел землю и море далеко-далеко, а звезды близко. Несколько звездочек даже прилипли к его панцирю… Сперва маленькому крабу было страшно, а потом сделалось уж-жасно интересно…

— Но он вернулся домой? — вмешался Ермилка, который уловил в Зоркином голосе свои интонации.

— Да! Месяц сделал весь небесный путь и опять погрузился в океан. И подплыл к тому месту, где началось путешествие маленького краба. И там крабеныш увидел своих родителей. Они сходили с ума от беспокойства. Папа замахал клешнями и схватился за грудь: от радости у него чуть не разорвалось сердце…

— Но не разорвалось?

— Нет… А мама… она перевела дух и дала сыну шлепка. И это было чувствительно: ведь у крабьих детенышей панцири еще не совсем затверделые… А потом мама заплакала. Но этого никто не заметил. Дело было под водой, и соленые слезы тут же растворились в соленом море…

1996 г.