Гарвич лежал высоко в горах. Имперская пехота и танки никогда не доберутся туда. На горных дорогах — заслоны йосских отрядов. Йоссы — прирожденные лыжники и стрелки. Об этом есть тысячелетние легенды. Еще никто не мог завоевать йоссов…

А бомбить Гарвич имперские самолеты не посмеют — в городке мирные жители, будет международный скандал. Хотя… даже интернатский городок один раз обстреляли ракетами. Потом говорили — по ошибке. Приняли, мол, за йосскую военную базу. Зорко тогда держался молодцом, а его обидчики верещали и отпихивали друг друга от тесной двери в убежище.

«Да не ври, не был ты молодцом. Тоже чуть не напустил в штаны…»

«Но все же не пищал и не лез вперед…»

А Гарвич, может, и не тронут. По крайней мере хотелось так думать. И казалось Зорко, что там притихнет его тоска. Особенно, если найдутся добрые люди и возьмут в свой дом… Особенно, если будет брат… Особенно, если такой, как Лён…

Не надо про Лёна. Сразу слезы к горлу…

Но вес же хорошо, что они расстались не врагами.

Но и не друзьями.

И главное — расстались. Навсегда…

Зорко всхлипнул и полоснул во воде снятыми сандалиями — скользкая гадина коснулась ноги. В свете фонарика блестящее крысиное тело метнулось зигзагом. Все равно не страшно…

Вот и труба с вентилем. Было написано, что здесь надо ждать…

— А вы слегка задержались, Радослав Зор Коржич. Мы уже стали тревожиться. Ну, ничего…

При первом слове Зорко вскрикнул от неожиданности. Человек — в сером камуфляже и почему-то в такой же пятнистой маске — выступил из темноты.

— Не бойтесь. Маска — это дань инструкции. Пошли…

Зорко вышел из воды на гранитные ступени. Дальше была узкая дверь, полутемный коридор. Он уходил во мрак. На полу — узкие рельсы. На рельсах — круглый вагончик со светящимися окошками. Откинулась изогнутая дверца.

— Садитесь, Зор…

И помчались. По каким-то туннелям. Возможно, по катакомбам, вырытым в толще Полуострова еще в древности.

Затем — остановка. Вышли из вагончика и снова двинулись по коридорам. И наконец — серая комната, офицеры, кресло, шлем…

Очень хотелось спать.

В низкой комнате был очень свежий воздух. Пахло даже луговой травой. Но окон не было — стены затянуты серой замшей от пола до потолка. На одной стене — громадная карта Империи и пограничных областей.

На фоне карты стоял обширный письменный стол. За столом сидел человек в пятнистом комбинезоне, с полевыми генеральскими погонами без звезд.

Когда Лён и лейтенант вошли, генерал стал подниматься из-за стола. Он был очень высок и поднимался медленно, словно распрямлялась громадная складная линейка.

Прическа у генерала была гладкая, с пробором, как у старика Августа. Но лицо — непохожее. Длинное, с мясистым носом и чуть оттопыренной губой.

Лейтенант тихо вышел.

Генерал выбрался из-за стола и по-журавлиному прошел к Лёну. Заговорил неожиданно высоким голосом:

— Суб-лейтенант Бельский? Душевно рад… — Он протянул длинную, очень узкую ладонь.

Лён встал навытяжку, наклонил голову и протянул свою руку. Генеральская ладонь была теплая и мягкая, как… наверно, как коровий язык. И такая же влажная.

Кажется, этикет требовал что-то сказать.

— Господин генерал, прошу простить, что представляюсь в таком виде.

— Пустяки, друг мой. Вы были вынуждены… Первое, что требовалось бы вам, это ванна, форма и ужин. Однако, обстоятельства… Сначала мы вынуждены были оттягивать это дело, а теперь время не терпит. Вы в силах предоставить информацию немедленно?

— Да, господин генерал.

— Чудесно… Штабс-капитан!

Угол комнаты был отгорожен ширмой, похожей на медицинскую. Из-за нее вышел невысокий пухлый офицер — с носом пуговкой, круглыми щечками, в мундире со складками на животе. Мундир был неизвестной принадлежности, с пуговицами, обтянутыми тканью.

— Слушаю, господин генерал…

— Ну, чего там слушать. Видите, суб-лейтенант готов…

— Я тоже… — Штабс-капитан одним движением собрал ширму в гармошку. За ней оказалось кресло со шлемом. В точности такое, как т а м. И тумба с телемонитором. Экран был чуть ли не метровый.

— Прошу… — В жесте штабс-капитана было что-то парикмахерское. Лён внутренне поморщился. Но подошел и сел без возражений.

Шлем охватил голову мягкой прохладой (тоже знакомо). Голова сразу как бы разрослась в громадный пустой шар. В этой пустоте зажужжали невидимые щекочущие мухи. И… стали видимыми. Не глазами, а внутренним зрением. Превратились в желтые шарики, между которыми выросли разноцветные линии. Эти линии выстроились в знакомую пирамиду, похожую на конструкцию очень сложной молекулы… Шарики один за другим срывались и гасли в пространстве. Так запись уходила в память приемного устройства. Лён бездумно сидел с открытыми глазами. И краем глаза видел экран, где разрастался сложный рисунок, похожий на гребень с зубцами разной длины — напротив другого гребня, который был неподвижен.

Потом гребни соединились — зубцы одного между зубцами другого. Хитрая мозаика заняла весь экран и засветилась какими-то особыми, торжествующими красками. А в голове у Лёна погас последний шарик. Исчезли все линии.

Лён чувствовал великое облегчение. И такую бодрость, будто надышался свежим воздухом после грозы. Пропала всякая усталость — до капли.

— Ну-с? — нетерпеливо сказал генерал щтабс-капитану.

Штабс-капитан снял с Лёна шлем и отозвался неторопливо:

— Вы же сами видите, господин генерал. Полное совпадение. То, чего мы ждали, можно сказать, с замиранием души…

— Вы уверены?

— Так точно, господин генерал. Сто процентов. Ну, или, может быть, девяносто девять и девять… Вот тут, на нижнем зубце. крошечный зазор. Скорее всего, просто дефект лучевой трубки, на практике это не играет ни малейшей роли. Я думаю…

В мягком тоне генерала проступило ребристое железо:

— Привилегию думать я на сей раз оставлю себе, штабс-капитан. Вам же следует немедленно доставить сюда… того, второго. Для перепроверки.

— Слушаю, господин генерал. Только он, наверно. уже спит…

— Что?!

— Виноват, господин генерал!

Штабс-капитан мягким прыжком достиг стены-карты. В карте, расчерченной на квадраты, открылась дверь. Штабс-капитан улизнул в нее с проворством, похвальным для его полноты.

Генерал сказал слегка ворчливо:

— Пересядьте в другое кресло, голубчик. Минутная задержка. Хочется, чтобы без малейшей задоринки…

— Слушаю, господин генерал.