Лай псов остался позади.

– Ты все-таки им сказал? – поинтересовался я.

– Только Евгению, он у них сейчас главный, и я хорошо его знаю. Все будет в порядке.

– Не будет, – проворчал Вот.

Меч модератора прижег его рану, кровотечения не было, но теперь Вот стал одноруким.

– Да, после оружия модера конечность восстановить трудно, – заметил Ефимовский. – Но есть идея. Отойдем подальше, и я кое-что постараюсь для тебя сделать.

* * *

Мы остановились на поляне у поваленного дерева, под которым протекал ручей. Свет пробивался сквозь кроны деревьев, и солнечные зайчики весело искрились в журчащей воде. Поляну затягивали тонкие, будто паутина, ветки. Поросль была повсюду: побеги свешивались с ветвей старого дуба, растущего у края поляны, оплетали поваленное дерево, бежали среди травы зелеными змейками, ныряли в холодную прозрачную воду ручья.

– Возьмите, кому надо, – протянул Ефимовский несколько снадобий лечения. – Мишка дал. Руку они, конечно, не восстановят, но ранения подлечат.

Я выпил снадобье, отдающее тухлыми яйцами, и рана на груди начала затягиваться прямо на глазах. Приятное тепло разливалось по телу. Подумалось, что в это время система внутривенного питания забросила в раствор новую таблетку «лонг-фуда», и потому появилось чувство насыщения.

– А насчет тебя сейчас подумаем.

Ефимовский вынул из сумки сложенную руку ратуса и протянул Воту. Бродяга отшатнулся. Из его оставшейся руки выскользнуло лезвие.

– Альтернатива – создание нового персонажа, – пожал плечами Эс Бэ. – С одной рукой много не навоюешь.

Вот с подозрением посмотрел на крысиную лапу, которая поманила его пальцем с острым изогнутым когтем.

– Бери, пока дают, – хмыкнул Ефимовский. – Ремень у кого-то есть?

Илва достала тонкий пояс, и Ефимовский приделал его к обрубку руки, а затем приложил к культе Вота.

– Помоги закрепить, – сказал он.

Вот вынул коробку с инструментами, разложил их на поваленном дереве, а затем вместе с волшебником долго возился, укрепляя новую руку. Несколько металлических пауков на его доспехах переползли к плечу, и было слышно, как они скрежещут челюстями, соединяя металл. Илва отвела меня в сторону.

– Что тебе передал бармен?

– Заметила? Записку.

Я достал из кармана клочок бумаги, исписанный мелким почерком.

«Могу помочь с поисками девушки. Встретимся на ярмарке полуросликов возле театра. Не доверяйте никому».

– Не говори Воту и Ефимовскому, – сказал я, пряча записку.

– Веришь, что он поможет?

– Нет. Пройдоха себе на уме. Но поговорить с ним стоит. Надеюсь, что мы найдем Джонни в башне. Если нет… Там видно будет.

– А теперь не двигайся. – Ефимовский отошел на шаг от бродяги. – У меня есть заклинание регенерации, надеюсь, что рука приживется.

Маг что-то забубнил, забормотал себе под нос, глядя на зажатую в ладони карту. Над поляной сгустился мрак, будто на солнце наползла туча. Вода в ручье потемнела. Деревья подернуло дымкой. Казалось, что тени закружились вокруг Вота. Скрюченные пальцы крысиной лапы непроизвольно дернулись.

– Готово! – сказал Ефимовский.

И солнечный свет снова хлынул на поляну. Вот поднял новую руку и сжал пальцы в кулак.

– Нож, – коротко сказал он.

Илва протянула ему один из своих метательных ножей. Вот приблизился к нам и попытался взять его новой рукой. Это получилось лишь со второй попытки, бродяга крепко обхватил рукоять кривыми крысиными пальцами. Затем сделал широкий замах, и нож, просвистев в воздухе, воткнулся в поваленное дерево. Дерево вздрогнуло, заворочалось, вздохнуло: «Уф-ф-ф!» и открыло зубастую пасть. Мощные лапы взбаламутили воду, чудовище поднялось в полный рост.

– Ловчий! – закричала Илва, выхватывая из-за пазухи новый метательный нож.

…Их еще называют призраками леса. Говорят, что ловчие – это переродившиеся эльфы, изгои, измененные лесными чародеями для битвы с людьми. Они не помнят прошлого, не знают, кто они и кем были. Призраки надвигающейся войны, ловчие могут месяцами ждать в засаде зазевавшихся путников. Их ветви словно паутина окутывают лес, прикоснись – и пробудившийся монстр начнет за тобой охоту.

Лапа, напоминающая обросшую мхом и лишайником ветку дерева, пронеслась над моей головой. Я едва успел пригнуться. Еще секунда – и чудовищный удар размозжил бы череп моему персонажу. Я выхватил и вскинул пистоль. Выстрел! От монстра отлетели пять единиц урона. Ловчий взревел и поднялся на задние лапы, размахивая передними, как гигантский ленивец. Лопались опутавшие поляну тонкие сигнальные ветки.

Вот бросился в атаку, скользнул по ручью под лапой чудовища, подняв кучу брызг, и рубанул мечом. Ловчий снова заревел, взмахнул раненой ногой – и Вот отлетел в сторону, с грохотом приложился спиной о ствол дуба, упал лицом вниз и остался лежать. Несколько брошенных Илвой метательных ножей исчезли среди копошащихся отростков на теле чудовища. Илва закатила глаза, попятилась, но ловчий не обращал внимания на ее попытки взять его под контроль. Все еще оглушительно ревя, он протянул к Волчице передние лапы. Я ударил по одной из них катаной, перерубая у запястья. Кисть с длинными зелеными пальцами шлепнулась в воду и забилась словно огромный паук.

На второй лапе повис мастаф. Черной молнией он выпрыгнул из леса и вцепился зубами в запястье чудовища. Ловчий ударил мастафа о землю, раз, другой, но пес и не думал разжимать хватку.

Ефимовский бросил на землю одну из своих карт, и по поляне закружился огненный хоровод. Опалило лицо. Я отшатнулся, закрывая глаза ладонями. Даже сквозь пальцы казалось, что в огне беснуются духи огня, заходятся в беззвучном смехе, проживая короткие мгновения своей жизни. Пламя вспыхнуло и погасло, превращаясь в огненные стрелы. Они пронзили ловчего, прошли сквозь его тело, оставляя зияющие дыры с обугленными краями. Вода в ручье зашипела. Повалил пар. Одна из стрел опалила бок мастафа, но пес даже с дымящейся шкурой не разжал пасть и вместе с чудовищем рухнул на землю.

– Вот так, – сказал Ефимовский.

Ловчий дернулся, протянул лапу, вырывая траву когтями, и затих. Только паутина из сигнальных веток продолжала шевелиться, словно пытаясь вновь прирасти к своему хозяину.

Илва подбежала к мастафу, положила его голову к себе на колени. Кровь собаки сбегала по ее ногам и окрашивала воду ручья в красный цвет.

– Сволочь! – тихо, сдерживая эмоции, сказала Илва.

Я знал этот тон – еще секунда, и Волчица вцепится в горло обидчику.

– Прости, – безразлично сказал Ефимовский, поднимая с земли карту. – Пустышка! Такое заклинание потратил!

Он повертел в пальцах утративший магическую силу кусок бумаги, с раздражением отбросил его в траву и пнул еще шевелящуюся кисть ловчего. От удара она пролетела через всю поляну.