по-сибирски складные – «Строговы» (1939–1946), «Соль земли» (1954–1960), «Сибирь» (1969–1973), «Отец и сын» (1961–1964). Чтобы судить о его творчестве, я честно прочитал лишь рассказ «Земля Ивана Егоровича» про секретаря райкома. Впечатления сложные. Найти рассказ было нетрудно – в 1978 году его издали тиражом в 200 тысяч экземпляров. Это очень большой тираж, даже для того времени. На Западе нынче творчество Георгия Маркова изучают как образец соцреализма, а земляки писателя не так давно не только установили ему памятник на малой родине, но и хотели украсить его именем томский аэропорт.

Георгий Мокеевич был для советских писателей как близкий и родной человек. А иначе зачем они так подробно описывали его повседневную жизнь в своих мемуарах? Вот и Григорий Бакланов запомнил пляжный отдых главного советского писателя, связав его прибытие в Дом творчества с изменением в меню столовой: «Однажды в Дубулты, в июльский жаркий день, когда и солнце и море слепили настолько, что без защитных очков невозможно было смотреть, появился на пляже Георгий Мокеевич. Он только что прибыл и шел по песку в своих черных, вычищенных до блеска кожаных ботинках, в темном костюме, в галстуке, а в море плескались, а на белом песке, как на лежбище, грелись загорелые тела, они выглядели неприлично обнаженными, когда он проходил мимо. Возможно, совпало так, но в тот день всех писателей и их чад и домочадцев кормили в обед икрой… Георгий Мокеевич и на другой день в жару прогуливался по пляжу в темном костюме, в галстуке, и среди множества следов босых ног на мокром песке четко печатался след его ботинок. Обнаженным, купающимся видеть его не довелось»{86}.

Конечно, это личное дело любого писателя – в каком виде появляться на пляже. Кому-то врачи вообще не рекомендуют бывать на солнце. Может быть, Георгию Мокеевичу и хотелось искупаться в Балтийском море, но ведь не будешь же перед всеми заголяться? Где вы видели министра, загорающего на песочке вместе с остальным народом? А первый секретарь Союза писателей СССР и был таким министром – и по статусу, и по должности. Он же не виноват, что так было заведено еще в 1934 году при создании большого творческого союза. Странно, что Марков вообще здесь отдыхал, ибо ему, входящему в высшую чиновничью номенклатуру – как члену ЦК КПСС, были положены совсем иные привилегии и санатории. Пожалуй, ни один из руководителей Союза писателей СССР до Георгия Мокеевича не поднимался так высоко – на трибуну мавзолея, где он и выступил в феврале 1984 года на похоронах Юрия Андропова, сразу после траурной речи министра обороны Дмитрия Устинова. Факт показательный.

Но и у министра всей советской литературы были свои трудности, осознать которые писательское сообщество было не в силах. Внук Георгия Маркова Филипп Тараторкин поведал поучительную историю, которую писатель любил рассказывать в кругу семьи. Приехал он как-то на родину и разговорился с земляком-охотником:

«– Ну что, Егорий, – спрашивает тот, – ты там в Москве охотишься ли?

– Да нет, не получается.

– Рыбалишь ли?

– И на рыбалку времени нет.

– Э-э, Егорий, – сокрушенно произносит старый охотник, – ты в Москве шибко долго-то не задерживайся, а то совсем одичаешь»{87}.

Не послушал Георгий Мокеевич земляков, а ведь и в Юрмале было где порыбачить да за ягодой черникой сходить…

Окна мансарды выходили только на одну сторону. Дзидра Тубельская рассказывает об очень любопытной тому причине: «Дело в том, что при рассмотрении проекта “в инстанциях” предъявили требование, чтобы здание не превышало определенной высоты, а из окон нельзя было бы рассмотреть некий военный объект. Зачем вообще понадобилось такое помещение? К тому времени горком партии Юрмалы возглавил некий Руднев, назначенный из Москвы. Он стал активно улучшать облик курорта, строить дороги, приводить в порядок “здравницы”. Он даже открыл на берегу залива в Булдури первое варьете “Юрас перле”, куда стали валом валить отдыхающие. Руднев хорошо усвоил значение благосклонного отношения начальства, отдыхающего в Юрмале, а также известных актеров и литераторов. Он устраивал для них многочисленные приемы, закрывая для простого люда на это время лучшие рестораны. Писатели тоже включились в эту нехитрую систему. В Доме стали появляться именитые гости из Москвы. Для этой цели и нужна была надстройка – для устройства банкетов в честь особо важных персон. Обслуживать банкеты назначили особо проверенную официантку Женю. Она доставляла в банкетный зал закуски и напитки. Лифт работал только до девятого этажа, и дальше Женя волокла по лестнице, скрытой за лифтом, тяжеленные корзины. В обычное время лесенка была заперта – висел тяжеленный замок»{88}.

Эх, жаль, что официантка Женя не оставила мемуаров («С подносом по жизни», например). Интересно было бы почитать. Вероятно, Женя дожила до краха советской власти и восстановления независимости Латвии. И ей даже вернули национализированное когда-то имущество на взморье. И живет она теперь на бывшей писательской вилле хозяйкой… А «некий Руднев» – это тоже писатель, сценарист и с 1966 года первый секретарь Юрмальского горкома партии, депутат Верховного Совета Латвийской ССР Олег Александрович Руднев. Он написал сценарий телевизионного многосерийного художественного фильма «Долгая дорога в дюнах» (1980–1981), снимавшегося здесь же. В 1983 году фильм получил Государственную премию СССР – одну из последних для еще советской Латвии. Короче говоря, куда ни плюнь, в писателя попадешь.

В домах творчества, как мы уже убедились, отдыхали и работали представители самых разных направлений – лейтенантской, молодежной, лирической, фантастической прозы, а вот творчество секретарей Союза писателей к какому жанру можно отнести? В годы перестройки в частое употребление вошел такой термин, как «секретарская» литература. Это не пособия для секретарей, что сидят в приемных, а как раз наоборот: обозначение книг тех самых людей, у которых есть и служебный кабинет с секретаршей, и черная «Волга», и закрытый продуктовый распределитель, и депутатский значок и другие важные должности и привилегии. А самое главное – руководящий пост в Союзе писателей, придающий таким литераторам огромное влияние.

Характерный случай из жизни своей газеты рассказывает Александр Борин: «Как-то сотруднику международного отдела велели срочно, за один вечер, написать в номер какой-то пропагандистский материал, который пойдет за подписью секретаря Союза писателей СССР Георгия Маркова. Возможно, вечер у журналиста был занят, а может быть, сочинять эту халтуру ему просто претило – он открыл какой-то старый выпуск “Блокнота агитатора”, нашел статью на ту же тему и перекатал ее слово в слово. Кто читает такую макулатуру? Но случилась так, что некий военный пенсионер статью в “Блокноте агитатора”, увы, читал. И написал секретарю Союза писателей СССР, депутату Верховного Совета СССР и члену ЦК КПСС Георгию Мокеевичу Маркову: “Как вам не стыдно! Я вас уважал, а вы, оказывается, низкий плагиатчик”… Сотрудника редакции немедленно