Вопрос: «Возможно ли объединить прежние русские территории, то есть отделившиеся части, возможно ли объединить с Россией новые краевые республики?»

Ответ: «Безуспешные войны и лозунги Деникина, Колчака, Юденича показывают, что Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша и Кавказ не хотят оставаться российскими краями и их нельзя заставить объединиться с Россией.

Связи Финляндии с Россией никогда не были прочными ни в экономическом, ни в политическом отношении, и для России потеря Финляндии не имеет большого значения. Эту потерю можно считать почти безболезненной. Что же касается Латвии, Эстонии и Литвы, они никак не должны тревожить Россию, потому что согласны были бы остаться с ней в наилучших отношениях и полной гармонии, но только тогда, когда Россия будет к этому готова.

Польша, рассматриваемая сейчас как главный барьер против большевизма, может стать дружески настроенным соседом России, конечно при условии существенной эволюции последней.

Кавказ – конгломерат самых различных национальностей и стремлений. Россия там в первую очередь заинтересована в нефтяных богатствах Баку, и соответствующие концессии русские там могут получить. Затем Сибирь. Вследствие действий Колчака, происходивших с полного благословения союзников и Японии, она останется верной России».

Вопрос: «Что способствовало образованию советского правительства в России?»

Ответ: «С отменой крепостного права в России частично установилась коммунистическая система пользования землей, образовалась община. В сущности, рабочие артели, возникшие и укрепившиеся на местах, как и кочующие по России, могут быть признаны типичными ячейками коммуны. Были и другие, свойственные только русскому народу, коммунистические симптомы. С другой стороны, русская интеллигенция и средний класс были освобождены от упряжной широкой работы и потому неспособны к прочному объединению, не в силах противостоять радикальным элементам и стремлениям масс. Знаю, мне могут задать вопрос, почему эти массы не восстают теперь, когда их лидеры, вожди не могут улучшить их прежнего положения? Но тут надо вспомнить, что русские народные массы привыкли к страданию, не только пассивны, но и полны веры в спасительность мученичества и страдания, и общей формулой этой психологии, символом страдальческого мировосприятия, является толстовство с его проповедью «непротивления злу».

Вопрос: «На чем держится советская власть?»

Ответ: «1. На способности быстро формулировать и осуществлять определенную программу. 2. Опорой советской власти явилась ловко организованная и дисциплинированная Красная армия, которую большевики умеют держать в бодро приподнятом настроении. Они достигают этого, опять-таки, хорошо обдуманной планомерной пропагандой. 3. Много помогает созданный план идеального жизненного стандарта, который пока неосуществим, будто бы только потому, что вокруг Советского Союза стоят враги, иностранные капиталистические силы. Если бы не это, идеальная жизнь на советской земле, по их мнению, давно бы осуществилась. В этой иллюзии они держат народ. А поскольку несчастья людям кажутся временными и все хотят верить в светлое завтра, русские покорные массы ждут, что вот-вот все установится и прояснится. Откуда-то явится всеобщее удовлетворение и счастье. 4. Правительственная машина советской власти держится еще и на специальных опытных работниках прежнего режима. 5. Несомненной поддержкой Советов является, кроме того, быстрая, хотя и неискренняя временная готовность признать независимость отделившихся народов, новых республик, признание автономии всех областей России. Стоит добавить, самостоятельность отдельных народов в последнее время очень беспокоит Сталина. 6. Поддерживает советскую власть и широкая настойчивая, хотя и бессистемная пропаганда за границей. 7. Внутри страны пропаганда обрушилась с особенной силой на Деникина, Колчака, Белую армию, советские пропагандисты разрисовали их отъявленными врагами народа, самым страшным ужасом России».

Вопрос: «Упала ли религиозность русских и мораль?»

Ответ: «Я видел много церквей, переполненных молящимися по субботам и воскресеньям. Кроме того, не слышал обычных прежних ругательств. Русский человек словно притих, ушел в себя и, если, покорный приказам и декретам, формально стал безбожником, в глубине души остался верным завету отцов, церкви и своей религиозной настроенности».

Вопрос: «Какова лучшая помощь, которую могут оказать союзники человечеству в разрешении русской проблемы?»

Ответ: «Прежде всего исполнить свои обещания, осуществить самоопределение народов, признать независимость отделившихся республик, неважно, в силу ли исторических традиций или невозможности сожительствовать в одном государственном строе с большевиками. Затем, с помощью организованного международного капитала, поддержать экономическую жизнь отделившихся государств, реорганизовать их промышленность, дав им оправиться, твердо стать на ноги, укрепиться в экономическом и политическом отношении. Воздержаться от враждебных действий против советского правительства, поскольку большевизм пропагандирует себя и раскрывается в пределах России. Не поддерживать за границей действия тех русских (или их агентов), которые действуют против вновь отделившихся национальных республик. Следует понять, из этой пропаганды и призывов многие за границей создали себе новое дело, очередной предлог, чтобы тратить там оставшиеся государственные фонды».

Будто после страшного урагана, везде наступила туманная неразбериха. Одни знали слишком много, другие не понимали ничего, и здесь, вообще говоря, плюс на стороне большевиков. Их действия были стремительны, производили впечатление большой определенности и уверенности. Советская власть сразу взяла решительный тон, большевики повсюду назначили своих представителей, в том числе в Америке. Их было, конечно, много, но, собственно, «официальных» только два, мой однофамилец Озолс и некий Мартенс. Первый – почтенный гражданин, жена которого работала в Библиотеке Конгресса. Озолс – бывший член 1-й Государственной думы, бежавший в Америку от преследований русского правительства. Мартенс – полуобрусевший немец. Оба давно не бывали в России, плохо разбирались в ее делах и событиях, неудивительно, что эти два советских «дипломата», коммерческий и политический, вошли в контакт со мной, чтобы получить информацию о России. Мартенс был чрезвычайно осторожен. Открыто встречаться со мной боялся, да и я сам этого не хотел, потому наши свидания происходили на частной квартире Багаева, моего знакомого русского. Мартенс, кстати, работал в Америке еще нелегально, а в таких условиях наши встречи были весьма неудобны.

И ему, и Озолсу я рисовал положение русского народа в мрачных красках, а они оба когда-то, в пору 1-й Государственной думы, идейно и «платонически» распинались за счастье народа. Но воспроизводить здесь все то, что я им говорил, на что открывал глаза, просто невозможно.

Произошел курьезный и неприятный случай.