Вернувшись к двери с миской, он решил еще какое-то время подождать. Но ожидание оказалось нелегким испытанием. Сам того не желая, Маркус напряженно прислушивался, и он слышал каждый шорох ткани. Воображение же рисовало самые удивительные картины – то он представлял прикосновение ее рук к его обнаженному телу, то сам ласкал ее, обнаженную…

Проклятье! Даже на таком холоде горячая кровь приливала к чреслам. Маркус издал отчаянный стон – это постоянное состояние возбуждения было невыносимым.

– Вы уже в приличном виде?! – крикнул он.

– Хотелось бы так думать! – послышалось в ответ.

Маркиз стряхнул воду с воротника и нырнул в хижину. От вида Дани у него перехватило дыхание. Она накинула на плечи простыню, завернувшись еще и в толстое покрывало; причем ярды ткани были художественно обернуты вокруг нее. Волосы же висели густыми прядями – она расплела косу и расчесала их пальцами. И лишь небольшое грязное пятнышко на лице портило впечатление, – иначе казалось бы, что она только что из горячей ванны.

– То платье, что было в сумке, промокло. Если бы я его надела, стало бы еще хуже, – пробормотала она, отвернувшись.

Снова накатило возбуждение, с которым он постоянно боролся. Заморгав, Маркус отвел взгляд и предложил девушке миску с водой.

– Вот, попейте? А потом вы, может, захотите умыться.

Ее руки взметнулись к щекам.

– Что?.. Умыться? – пробормотала она в панике.

Не в силах сдержать улыбку, Маркус поставил миску на стул. Неужели она смущалась из-за своей внешности перед ним?!

– Вы немного испачкались, когда попытались на меня накинуться, – пояснил маркиз.

Дани одарила его уничижительным взглядом.

– Согласно мирному соглашению, сэр, инициирующая сторона данного соглашения имеет право атаковать в любой форме, включая словесную.

Маркус с улыбкой уставился на свою спутницу.

– Вы это серьезно?

Она кивнула и скрестила руки на груди.

– Да, вполне.

– Но это просто нелепо. Я отказываюсь принимать ваши условия.

– Вы уже их приняли.

Маркус нахмурился и проговорил:

– Неужели действительно принял?

– Да, вы согласились, когда взяли меня за руку. Это было как бы рукопожатие, скрепляющее сделку.

– Нет, черт возьми! Это не считается…

– Ах, мне следует добавить Правило Номер Семь: никаких грубых выражений или действий не допускается в присутствии инициирующей соглашение стороны.

– Проклятие… – Маркус ухмыльнулся. – Вы говорите как хитрый политик!

Дани побледнела, и Маркус подумал, что зашел слишком далеко.

– Мисс Грин, я просто хотел…

– И еще одно правило, – перебила она. – Соглашающаяся сторона не должна делать никаких заключений или обидных предположений на основании действий инициатора соглашения.

Маркиз в растерянности заморгал. Вот это дерзость!

А мисс Грин медленно обошла вокруг мокрого кресла, и покрывало шлейфом волочилось за ней. Она вела себя так, словно находилась в самом изысканном бальном зале, облаченная в самый лучший туалет, а не в простыню и покрывало.

– Может, добавить еще один пункт? – спросила она неожиданно.

– Все ваши правила – полная чепуха, – проворчал Маркус.

– Попытки примирения – это чепуха? – Глаза ее сверкнули.

Из горла Маркуса вырвался смешок, и он ласково улыбнулся своей очаровательной спутнице. Она же нахмурилась и в притворном гневе воскликнула:

– Сэр, я вовсе не пытаюсь быть забавной!

Он снова засмеялся, а мисс Грин прошипела:

– Сэр, вы и святого подвигнете на убийство.

Маркус ухмыльнулся и проговорил:

– Итак, Самое Главное Правило: инициатор соглашения не должен порочить святых с целью оскорбить соглашающуюся сторону.

Дани с изумлением раскрыла рот, а затем широко улыбнулась. Ее взгляд смягчился, а глаза засияли весельем. Маркус же внутренне ликовал. Он заставил ее улыбнуться! Он, человек, недостойный женского внимания, заставил улыбнуться эту красавицу!

Тут она вдруг взглянула на простыню, которую он уже давно держал в руке.

– Милорд, вам тоже надо переодеться, чтобы не простудиться.

Его радость сменилась знакомой тревогой. Нет, он не собирался раздеваться перед Дани. Он почти никому не показывал свое тело, а те немногие, что видели его – включая Уэллера, – ужасались. А молоденькие дебютантки, считавшие его лицо страшным, умерли бы от отвращения, увидев его обнаженным.

Но ведь мнение мисс Грин не должно его волновать, не так ли? Она – просто средство, необходимое для решения важной задачи. Нет-нет, не надо лгать себе. Ведь он понимал, что ее мнение о нем имело для него огромное значение. Имело с самого начала. Он не желал быть злобным зверем в ее глазах. Пусть даже именно таковым он и являлся. А теперь – еще и преступником.

– Когда я разведу огонь, все будет в порядке, – пробормотал Маркус.

Мисс Грин снова рассердилась, на сей раз – от беспокойства за него.

– Мне не нужно, чтобы вы простудились, Флитвуд! Уверяю вас, я ужасная сиделка!

– Со мной все будет в порядке, поверьте, малышка.

Она фыркнула и проворчала:

– Ваши уверения – это просто самоуверенные мужские заявления.

Маркиз молча вытер лицо и шею простыней и забросил ее в угол комнаты. Затем, осмотревшись, взял старый табурет и, перевернув его, сильным ударом отломил одну ножку, затем – еще одну. Громкий треск испугал Дани, и она закричала. Маркус отреагировал мгновенно – он прыгнул на нее, увлекая на пол и защищая своим телом от любого возможного удара. Ему не приходилось делать это уже многие годы, с тех самых пор, как Каро благополучно покинула отцовский дом.

– Флитвуд, что случилось? – послышался шепот.

Он приподнял голову и осмотрелся. В углах было темно. Никакого движения. Но Маркус по опыту знал: это не означало, что опасности нет.

– Флитвуд, вы меня слышите?

Его взгляд переместился на деревянную миску. Капавшая с потолка вода переполнила ее и намочила потрепанный персидский ковер. А рядом валялась ножка табурета для растопки…

– Маркус!..

Он вдруг почувствовал какое-то давление в области груди. Посмотрел вниз – и встретился взглядом с Дани. Она выглядела удивленной и немного испуганной. Когда же он, наконец, понял, что сделал, – то вспыхнул от стыда. Если Дани раньше не считала его чудовищем, то теперь точно будет.

Маркус молчал, пытаясь придумать оправдание своему поведению. Именно поэтому он избегал толпы и публичных мест. Он никогда не знал, как отреагирует на ту или иную ситуацию.