Человек, оказывается, умеет скулить… По – собачьи, по – животному… Этот вой сам собой вылезает наружу. Невозможно его остановить… Кажется, не вырвись он через рот, полезет из ушей, из кожных пор полезет…Этот вой –  боль, облаченная в голос… а скорее в скуление, потому что голоса у него больше не было… Только скулеж… Собачий. Животный…

Когда смотрел, как она шла по песку, то и дело оступаясь, хотелось побежать вслед, схватить, прижать к себе так сильно, чтобы ребра хрустнули… Сказать, что любит до безумия, больше себя, больше всего на свете любит… Поэтому и отрывает от себя… Больнее, чем свою руку или ногу бы отрезал без анестезии… Так нужно, так необходимо, – шептал себе под нос, до побеления костяшек сжимая подоконник и пытаясь запомнить ее силуэт, дыша им, словно воздухом… А когда увидел, как обернулась на дом в последний раз, заходя в лодку, не выдержал, начал колошматить кулаками по этому самому подоконнику, пока не расшиб руки в мясо, не запачкал все вокруг кровью…

– Что ты творишь, Нур?  – подбежал к нему Фахд, в буквальном смысле отлепляя от окна, –  успокойся немедленно. Не ожидал от тебя таких глупостей…

А Корсан дышит, как зверь, через зубы, хрипя, умирая, с ума сходя… Поднимает красные глаза на брата с испещренными капиллярами белками.

– Чтобы через пятнадцать минут всех этих конченых шалав не было на острове… Иначе утоплю всех… И сутенеров их с Музычкой тоже…

– Успокойся давай, –  призывает брата Фахд, но молча кивает на его просьбу – приказ, –  сейчас не время превращаться в месиво, Нур… Слишком многое на кону… Давай, соберись… Никуда от тебя твоя женщина не денется… Мы просто защитили ее, как могли в нынешних условиях… Это самый лучший вариант, самый надежный… Все другие непроходные, опасно…

Глубоко вздыхает… а этот вздох только боль приносит… Без нее теперь каждый вздох – боль… Пьет уже вторую бутылку виски –  не помогает… Стоит закрыть глаза, она перед глазами… Тело ее мягкое послушное, губы сладкие… А потом вспоминает их последние секунды… И снова хочется выть… Сколько боли в этих глазах, которые поклялся делать впредь только счастливыми… Сколько отчаяния… Любила его девочка… Впервые в жизни кто – то так любил… Искренне, ответно, чисто… Не с похотью, не с грязью, не с корыстью… А именно чисто… а он… Он мудак, который оказался в таком положении, что с любимой женщиной только так…

Как же он в душе надеялся, что она поймет, почувствует… На большее был не способен –  не мог даже намекнуть ей, даже словом обмолвиться, что блефует… Это тоже риск… Его девочка должна была поверить в то, что всё… И в то же время… Как дурак, думал, что в глубине души не поверит… Говорил ей, что все, что это навсегда, а сам вкладывал в это слово совсем другое значение… И глазами и сердцем даже не говорил, кричал ей… Да вот только боль отчаяния делает нас слепыми даже в отношении очевидных вещей…

Не смог вернуться в комнату, где все пахнет ею… Так и остался лежать на полу, как собака… Он теперь и есть собака. Пес, ее верный пес, который умирает без той, кто приручила, кто сделала своим… Только сон не шел… Только злость и боль… И так день и ночь, день и ночь… Потерял счет времени… Попытался уйти с головой в работу, только мало помогало… Изводил подчиненных, снова превратился в кровожадного и жесткого тирана…

Когда запинающийся от страха Абу Самак, нервно семеня на входе, пролепетал, что выкинула его ожерелье в океан, ничего не сказал. Лишь устало потер глаза. Все эти дни бессонница, потому что ее нет рядом, потому что не спит у него на груди, не дышит ритмично, усмиряя его внутреннего зверя… Значит, не почувствовала, не догадалась. Реально, уехала с разбитым сердцем… Так больно стало за нее… Как же хотел кинуться за ней… Ворваться в ее родительский дом, упасть к ногам, целовать и молить простить его за то, что живет в таких проклятых обстоятельствах, которые не позволяют ему элементарно обеспечить безопасность тех, кто больше всего дорог…

Он приставил к ней человека… Чтобы следил, оберегал, контролировал… Знал, что ублюдочный Ричард, не побрезговавший продать ему Валерию за три миллиона долларов в свое время, теперь снова объявился на горизонте, хоть договоренность с ним была иной… Ничего… На днях он хорошенько его накажет… Вот только… Вот только через пару дней случилось то, что разделило жизнь Нура на до и после.

Нур не знал, что можно в один момент лишиться всего… Сердца, слуха, вкуса, зрения… Мир померк… Он был ему больше не нужен, бессмысленен… Потому что теперь рядом не было Ее… Во всем свете теперь не было ее… Он уже сотый раз допрашивал несчастного приставленного к ней человека на предмет того, как это могло произойти, как тот не досмотрел, как допустил, но бедный изможденный пытками и яростью Корсана мужчина лишь мычал, сплевывая кровь и выбитые зубы, что это несчастный случай и ничего сделать было нельзя… Просто так получилось, что в такси с ней въехал грузовик с полным кузовом газовых баллонов… Взрыв был таким мощным, что чуть ли не в Нью – Йорке было видно…

Больно… Как же больно… Так больно, что хочется подохнуть… дышать больно. Ходить больно. Смотреть больно… От солнечного света больно, от красивого заката, от улыбки окружающих… Он теперь ненавидел этот мир… И не понимал, зачем здесь, если главное не умел сделать, если не уберег…

– Послушай, Нур, ты не можешь просто так сейчас все взять и запороть только потому что больно на сердце… Слишком много на кону нашей операции! Возьми себя в руки, а потом страдай… Завтра мы начинаем военные действия в спорных провинциях с Йеменом… Вопрос в том, что надо провести кампанию в максимально сжатые сроки! Народ на нашей стороне и уже давно хочет войти в состав Эмиратов. Чем аккуратнее и быстрее мы захватим контроль над ключевыми объектами инфраструктуры и сделаем йеменцам «шах и мат», тем меньше людей пострадает. Разве не этого ты хотел? Получим контроль над материковой частью, Сокотра автоматически станет нашей… Твоя судьба решается, Нур! Сможем успешно провернуть эту операцию, взойдешь на политическую арену как полноправный и полноценный политик – член правящей семьи, с пиратством будет покончено… а вообще, я совершенно не могу понять, почему должен вот это вот все сейчас тебе говорить! Как попугай, повторяю прописные истины, которые ты сам со мной и разработал! Да вот только теперь передо мной не умный стратег – брат, а вечно пьяная вдрызг тряпка!

Молчит, смотря в пустоту перед собой. Отрешенно, пусто, безучастно…

– Я сам возглавлю командование. Пойду на передовой,  –  отвечает хрипло Фахду.

– Дурак что ли? Ты не пушечное мясо, а враг – не стая рыбок в океане… Не пушу…

– Я тебя и не спрашиваю… Просто констатирую.

Фахд недовольно вздыхает…

– Вот честное слово, жалею, что подкинул тебе идею убрать ее подальше после того, как Балкис убили… Лучше бы она тут была, рядом с тобой…

Корсан молча машет головой отрицательно…

– Ты все сделал правильно, Фахд… Не кори себя… Валерия правда погибла от несчастного случая… Я вытряс все, чтоб было можно –  и из мудака – Ричарда, и из прикрепленного к ней… Провел свое расследование… Йеменский след исключен… а то, что Балкис убили в Дубае в собственном дворце при десятке охранников йеменцы, говорило лишь об одном –  Валерия в опасности, пока она рядом со мной, где бы ни была… Нужно было убрать ее из моей жизни… Так убрать, чтобы сомнений не осталось у следящих за мной, что нас ничего больше не связывает…