Папа, похоже, гордился, что мне удалось подружиться с кем-тобез его помощи, но я была скорее озадачена. Папа откашлялся, словно решал, какобращаться с первым моим другом-мальчишкой, с которым ему выпала возможностьпознакомиться. Пожал протянутую руку Барнабаса, а я стояла и изумленнонаблюдала за ними. Барнабас легонько пожал плечами, и я чуть-чуть успокоилась. Кажется,папа начисто забыл о том, что случилось на самом деле, и вместо этого у негоостались поддельные воспоминания о спокойном вчерашнем вечере. Мечта любогоподростка по полной программе. Надо бы только выяснить, как Рону это удалось.Так, на будущее.

— У вас найдется что-нибудь перекусить? — Барнабаспочесал шею. — А то я как будто сто лет не ел.

На папу, словно по волшебству, нашел бодрый отеческий стих,и он потопал вниз хлопотать над вафлями. Барнабас собрался было следом, но япоймала его за локоть.

— Значит, по легенде, Сет привез меня домой, а потом явсю ночь смотрела телек? — Я хотела выяснить, придется ли осторожничать спапой. Барнабас кивнул, и я добавила: — И с той насыпи никогда не падала? Акто-нибудь вообще помнит про ту ночь?

— Из живых — никто, — ответил Барнабас. — Ронвсе делает медленно, но наверняка. Видно, ты ему понравилась. — Его взглядупал на амулет у меня на шее. — Ты или твой симпатичный новый камешек.

Я снова заволновалась, но Барнабаса отпустила, и онвприпрыжку помчался за папой. Из кухни как раз донесся его вопль — папаспрашивал, будет ли мой новый друг с нами завтракать. Я расправила платье,пригладила взъерошенные волосы и медленно, осторожными шажками пошла вниз.Чувствовала я себя отвратительно. Год. По крайней мере, год у меня есть. Может,я и не живая, но, черт побери, окончательно не умру. Я научусь обращаться скамнем и останусь здесь. На своем месте. С папой.

Смотрите, если хотите.

Я сидела в темноте на крыше, швыряла камешки в ночь.Пыталась успокоиться и собраться с мыслями. Я не живая, но и не мертвая. Целыйдень осторожно расспрашивала папу — как я и подозревала, он не просто напрочьзабыл о том, что я умерла в больнице, он даже об аварии не помнит. Думает, чтоя отшила Джоша, как только узнала о подставном свидании, приехала домой с Сетоми Барнабасом и всю ночь так и провалялась в платье перед телевизором.

И папа не очень-то обрадовался, что взятый напрокат костюмоказался испорчен. Расплачиваться он решил в счет моих карманных денег, и этомне, конечно, не понравилось, но я не жаловалась. Я здесь, вроде как живая, аостальное ерунда. Папа, кажется, удивился, что я так покорно приняла наказание,и сказал, что я взрослею. Ох, знал бы он…

Целый день я развешивала и раскладывала свои вещи ивнимательно наблюдала за папой. Он точно чувствовал: что-то не так, но не могпонять, что именно. Он почти не отходил от меня, то и дело притаскивалчто-нибудь перекусить или попить. Я уже готова была на него прикрикнуть. Не разя ловила на себе его испуганный взгляд, но папа тут же делал вид, что все впорядке. Разговор за обедом не клеился, я двадцать минут ковыряла свиныеотбивные, потом извинилась, сославшись на усталость после вчерашней ночи.

Н-да. Должна бы устать, но куда уж там. Два часа ночи, а я,вместо того чтобы спать, сижу здесь, на крыше, швыряюсь камешками, пока мирвращается себе в холодной темноте. Может, мне больше вообще не нужно спать?

Неуклюже ссутулившись, я подняла с кровли очередной кусочекзастывшей смолы и запустила в трубу. Он звякнул по металлическому козырьку иотскочил в темноту. Я съехала по плоскому скату крыши и подтянула джинсы.

Вдруг мне стало немного не по себе. Сначала легонькозакололо в пальцах рук, потом чувство стало острее, пронзило меня насквозь,словно шипами. Казалось, за мной кто-то наблюдает. Ощущение тут жематериализовалось: я обернулась и ахнула, когда с нависающего над крышей дереваобрушился Барнабас и приземлился на все четыре конечности, как кошка.

— Эй! — сердце чуть не выскакивало у меня изгруди. — Предупредил бы, что ли!

Он поднялся в разбавленной лунным светом темноте,подбоченился. В слабом лунном мерцании можно было различить и его самого, инаписанное на его физиономии недовольство.

— Будь я черным жнецом, ты бы уже умерла.

— Ну-ну, я ведь и так умерла, разве нет? — Я бросилав него камешек. Он пролетел над плечом Барнабаса, но тот не двинулся сместа. — Чего тебе надо? — угрюмо спросила я.

Он пожал узкими плечами и посмотрел на восток.

— Хочу узнать, что ты не рассказала Рону.

— Что, прости?

Он стоял неподвижно, словно каменный, руки скрещены нагруди, взгляд устремлен в пространство.

— Сет что-то сказал тебе тогда, в машине. Все остальноевремя я не спускал с тебя глаз. И я хочу знать, что он тебе наговорил. Будешь идальше притворяться и играть в жизнь или тебя попросту оттащат к черному двору— есть разница? — Он сердито махнул рукой. — Хватит с меня ошибок. Ужтем более из-за тебя. Ты была нужна Сету еще до того, как стащила этот камень.Вот он и пришел за тобой в морг. И я хочу знать почему.

Я взглянула на мерцающий в лунном свете камень, потом насвои ноги. Неудобный край крыши впивался мне в лодыжки.

— Он сказал, что я всего лишь имя в списке и что онсобирается срезать мою душу.

— Это-то ему удалось, — Барнабас опустился накрышу поодаль от меня. — Теперь ты умерла и никакой угрозы непредставляешь. Но почему он тогда вернулся за тобой?

Барнабас немного смягчился, и это меня окончательно убедило.В лунном свете его глаза казались серебряными.

— Никому не скажешь? — Мне хотелось доверитьсяему. Нужно было выговориться, но не стану же я звонить старым друзьям и нытьпро то, каково быть мертвой. Тоже мне развлеченьице.

Барнабас заколебался.

— Нет, но постараюсь убедить тебя рассказать самой.

Это еще куда ни шло. Я глубоко вздохнула.

— Он сказал, что конец моей жалкой жизни — его пропускв высший круг. И вернулся, чтобы доказать, что и в самом деле… срезал мою душу.

Я ждала отклика, но его не последовало. Наконец я невыдержала, подняла голову и встретилась взглядом с Барнабасом. Он словно пыталсяпонять, что все это значит. У него самого ответа явно не было, и он медленнопроизнес:

— Ты лучше держи это пока при себе. Может, он ничего ине имел в виду. Забудь. Приноравливайся.

— Ага. — Я язвительно хихикнула. — Новаяшкола — это та-а-ак весело.

— Я о твоей жизни.

— Ну-ну. — Ладно, буду привыкать, не к новойшколе, так к новой жизни. Прекрасно. Я вспомнила жуткий обед в папиной компаниии закусила губу. — Кстати, Барнабас, я вообще могу есть?

— Конечно. Если захочешь. Я вот не ем. По крайней мере,не помногу, — сказал он почти тоскливо. — Но если ты теперь, как я,то никогда не проголодаешься.