Еще меня интересовали вопросы социального устройства — семья, дворянство, правила приличия, религия. Но пока моего знания языка для их обсуждения было явно недостаточно.

Я, со своей стороны, осчастливила профессора рисованием кубиков и дискриминантом квадратного уравнения. Невероятно, но, кажется, это было новое слово в здешней науке. Может, мне открыть математическую школу? Или постричься, приклеить усы и сразу податься в академики? А что? Я интегралы брать умею, а они — нет!

Вообще в доме К-2 мне было хорошо. Корэнус не придирался, был не слишком требователен к быту и стряпне, охотно отвечал на мои вопросы и удовлетворял нужды. Даже разыскал на чердаке старое зеркало от комода, когда я объяснила, что девушке в комнате без зеркала никак. Да, и он не настаивал, чтобы в доме я носила шаровары! Похоже, содержимое моей головы занимало его намного больше ее вида.

Ложась спать, я старалась не думать об Арвисе. Получалось плохо. Причем почему-то снова и снова вспоминался поцелуй и то, что творили его руки, пока наши губы были сомкнуты. Встряхнула головой — вот курортного романа мне и не хватало! Обняла подушку, притянув ее к груди, и постаралась уснуть. Наверное, хорошо, что ночью он мне так и не приснился. И следующей тоже.

Зато назаборные посидельцы прочно прописались на нашем заднем дворе. Похоже, в кампусе имелся драматический дефицит развлечений — объяснить иначе интерес двух симпатичных молодых людей, готовых убить два часа времени, чтобы полюбоваться на меня с тяпкой или лейкой в течение двадцати минут, я не могла.

Хуже того. На третью ночь меня разбудил стук в стекло моего окна. Оказалось, эльфы и по ночам не дремлют. Вылезать из кровати я не стала, а следующим утром как следует выбила пыль из занавесок, решив отныне задергивать их наглухо. Стирать побоялась. Ткань казалась из тех, что после намокания выглядят как «корова жевала». А возиться с утюгом с углями, чтобы прогладить эти паруса, мне не улыбалось. Почему-то я его боялась, уж слишком живо воображение рисовало картину, как наполненная горящими углями дурында падает мне на ногу.

Потихоньку я начала разговаривать с парнями, решив, что, во-первых, это дополнительная практика, а во-вторых, альтернативный источник информации. Приглашение погулять вечером по кампусу я отклонила сразу и решительно. Идея показать мне город тоже не прельстила, а вот над предложением сопроводить меня на рынок обещала подумать. Интересно, что говорил всегда Лириад, а Сирус только головой в такт кивал. Подумав, научила их играть в крестики-нолики на поле три на три. А потом объяснила правила древней забавы «камень — ножницы — бумага». Теперь парни не скучали и в мое отсутствие. Может, обучить их еще в классики скакать? Наверное, забавно бы было глядеть на такое из окошка.

Кстати — задумалась я — вот идея неплохого не слишком сложного бизнеса: начать выпускать бумагу в клетку и линейку. Вдруг станет пользоваться спросом? А потом можно подумать про всякие виньетки из розовых веточек или голубков для романтических писем. И до тетрадей тут еще не додумались — пользовались отдельными листами. А это не всегда удобно.

Я решила, что не стану спешить покидать дом К-2. Для адаптации к аризентской культуре места лучше и безопаснее мне не найти. А то, что профессор предложил мне, абсолютно одинокой в этом мире, пусть выдуманное, но родство, казалось и вовсе бесценным даром.

Но все же обстоятельства могли сложиться по-разному. Если Арвису удастся проследить меня до кампуса и дома профессора, что я стану делать? Отдамся в его руки в переносном и прямом смысле? Ой, вряд ли. Независимость — слишком дорогая вещь, чтобы, не глядя, дарить ее первому встречному. Значит, надо иметь возможность в случае чего исчезнуть сразу же. Так что я держала вещи в шкафу, но так, что можно было их упихнуть в сумку за секунды.

Свернутый плащ с зашитыми в подол кругляшами лежал там же — я все не решалась вспороть подкладку и посмотреть — монеты какого достоинства схоронил туда хозяин. Вряд ли медяки. Вот если б золотые… Вынуть и взглянуть или пусть пока полежат, а я помечтаю? Деньги-то мне сейчас не были нужны — к настоящему моменту я потратила около тридцати серебряников, то есть на руках у меня оставались целых сто тридцать. С учетом четырех золотых, каждый по двадцать пять серебрушек, и кучи меди выходило жалованье почти за полтора года. То есть большого экономического смысла оставаться в этом доме не было. Только учеба. И то, что я привязалась к К-2 с его бормотанием над бумагами и блестящими от любопытства глазами. Причем распространялась эта любознательность и на новые слова, и на мои действия, и даже на приготовленную мной еду. Хотя, подозреваю, после четырех месяцев самостоятельной стряпни профессор бы с аппетитом умял и жареного гоблина без соли.

Мы еще раз сходили на базар. Во-первых, я решила, что в нашем рационе мало зелени и фруктов. Правда, пока моя попытка объяснить профессору, что такое витамины, провалилась с треском. Но купить яблоки он согласился. Я пообещала ему на радостях блины с яблочным джемом и шарлотку. Кроме того, мне все еще нужна была обувь для дома. И я не теряла надежду узреть в продаже женские трусы. Хотя, судя по извращенным фасонам головных уборов, увидев, могу их и не узнать…

Наконец, К-2 стал учить меня читать. Вот только книги у него в доме были не из тех, по которым обучают детей. Средняя длина слова в профессорских фолиантах равнялась слогам десяти, и было у меня черное подозрение, что написано там про какую-нибудь трансцендентную непрерывность изотропного континуума или иную заумь. Я знакомых слов, кроме предлогов и союзов, не встречала. Так что нужно было раздобыть букварь или что-то вроде. Поглядев на мои муки, К-2 обещал, что мы сходим на базар и купим книжку почитабельнее.

Если ты поймал слона за задние ноги, а он пытается убежать, лучше всего его отпустить.

Авраам Линкольн

По пути к рынку было одно место, откуда открывался клочок вида на город и гавань. Я каждый раз замирала там, вглядываясь в стальную гладь моря до горизонта, белые лепестки парусов рыбачьих лодок на ней, большие суда в гавани и море красных крыш, над которыми поднимались дымки. Красиво-то как! Сейчас небо было затянуто низко бегущими серыми облаками, через которые тут и там пробивались серебристые снопы солнечных лучей. Ветер с моря, несущий запах соли и йода, играл белыми ушами чепца. Впервые это вызвало не раздражение, а какое-то чувство сродства. Почти паруса. И вообще — мне тут нравится. Может быть, стоит здесь и остаться? Что ждет меня в Москве? Еще три года учебы, замужество — хоть я и не была влюблена ни в кого, но, наверное, это случится. Потом нескончаемая круговерть дней, наполненных семейным бытом, работой, обсуждением очередных покупок, проблем с детьми и дел друзей… Поездки зимой в Египет, а летом компанией на шашлыки.

Вот друзей, кстати, тут очень не хватало. Лириад и Сирус были милы и забавны, а шатен мне даже нравился… но в Москве я б не побоялась остаться с любым из моих знакомых парней вдвоем в палатке в глухом лесу. И ничего бы мне против воли не сделали. А в Риоллее опасаюсь пойти погулять. Вот это нехорошо… Но в остальном мне здесь нравится. Можно представить череду долгих вечеров в компании К-2 с рассказами о здешней и нашей истории, обмене философскими идеями. И — черт возьми! — до чего же приятно чувствовать себя почти гением, в рот которому смотрит сам Куксин! Ведь у меня в голове заложен хороший кусок знаний о моем мире, и тут бы все это отлично пригодилось!