— Его звали Ушин. Дмитрий Ушин. Он дал мне и письмо, и перстень, который должен был стать залогом обещания — платы за твою смерть.

Я закусил губу, посмотрел на Биску, словно в самом деле надеялся, что она сейчас хлопнет саму себя по лодыжкам и воскликнет, что знает каждого Ушина в этом городе. Чертовка радовать меня не спешила и, казалось, недоумевала, не особо понимая, почему я столь пристально смотрю на нее.

— Как ты сказал? Ушин?

Майка вышла из ступора. Адский песок заскрипел под ее ботинками, я же весь обратился в слух. Ну следовало догадываться, что Майя как минимум знает всех благородных хотя бы в этом городе и какую-то часть их неблагородной прислуги. И что-то подсказывало, что Димчик-дудимчик — как раз из второй категории.

Иоганн решил не тратиться на слова и попросту кивнул в ответ. Лицо огненной дочери Тармаевых приняло задумчивое выражение.

— Ты его знаешь?

— А разве ты нет?

На лице девчонки отразилось удивление. Что ж, надо отдать должное, у меня пока еще не было времени бегать с телефонным справочником и вызнавать, кого, как и где зовут. Я пожал плечами, Майя выдохнула, подходя ко мне все ближе и ближе. От нее теперь пахло не дорогим парфюмом, а жженой кожей, грязью и потом. Сам не знаю почему, но ее вид меня заводил, и я почуял, как моя юная мужественность откликается на такую близость ее тела.

— Ушин — начальник стражи у Евсеевых. Он тогда едва не приказал выпороть нас обоих, когда мы разбили какую-то страсть какую дорогую вазу. Уже не помню, кто тогда заплатил, мой отец или твой…

Теперь понятно, откуда я должен был его знать. Все к одному сходилось: мне следует нанести визит вежливости сестренке и спросить ее хорошенько, как же так вышло, что она пишет за моей спиной столь чудовищные записочки.

Майя же лишь покачала головой, когда я попытался ее обнять и прижать к себе. Обвела взглядом окружающую нас преисподнюю — память о том, что с ней здесь случилось, не давало покоя, а душевное спокойствие для собственной сохранности требовало убраться отсюда как можно дальше и как можно раньше.

Я понял ее без слов, поднялся. Иоганн рванул в сторону, будто получил столь долгожданную для себя свободу, но Биска поймала его за хвост, подняла над собой.

— Ты же… ты же обещал!

Он запищал отчаянно, зло и не скрывая обиды. Биска напряглась, но я лишь махнул рукой, нагибаясь и беря Ночку на руки.

— Ты обещал! — снова напомнил мне он, будто я уже успел забыть. Лишь ухмыльнулся ему в ответ и отрицательно закачал головой.

— Разве ты не знаешь правило, что демонам нельзя доверять?

— Ты обещал! Ты слово дал! Ты не демон! — Грозный убийца и подчищатель чужих просчетов сейчас верещал, словно малое дитя. Я его уже не слушал, лишь краем глаза видел, как Биска вытащила из недр своей сумки не в меру большую для огурцов и не в меру маленькую для Иоганна банку.

Майя прибилась ко мне, взяла за руку, я тут же понял ее молчаливый вопрос.

— Я демон лишь наполовину. Так что исполню данное ему слово лишь наполовину. Девчонке окажем помощь — какую сможем.

Майя лишь неопределенно кивнула в ответ.

Доктор, к которому привела нас Мая, осматривал девчонку пристальным взглядом, щурясь, приговаривая и то и дело качая головой. Время от времени он поднимал взгляд, бросал его на затихшую Маю — не понимать, кто стал причиной таких увечий он не мог. Но он молчал о своей догадливости — интересно, сколько же ему платили за молчание?

Много, заверила меня потом огненная дочь Тармаевых. Доктор ей не нравился — слишком суетливый, слишком любопытный, слишком себе на уме. Будто он всю свою жизнь, до того, как примкнуть к благородному дому только и занимался тем. Что коллекционировал эти самые «слишком», чтобы сейчас их все вплести в свой характер.

Он ей не нравился, но дело своё знал.

— Жить будет? — я спрашивал, сам не зная зачем. Даже если она выживет — что дальше? Буду ходить к ней с розочками и открытками по воскресеньям? Желания не было никакого. Может. С виду эта девчонка и выглядит невинно — но ведь от её грехов сумел разрастись до воистину чудовищных размеров Иоганн.

Если, конечно же, Биска мне не солгала — кто знает, что там у дьяволицы на уме?

Я выдохнул, когда мы покинули тесный и душный плен «приёмного покоя». Врач словно мечтал о собственной клинике, а потому кухня, где кисли вчерашние щи гордо звалась операционной, грязная прихожая — приёмным покоем. Любопытство плясало на языке спросить у него, чем же тогда является его личный домашний сортир, но я каким-то чудом удержался.

Велес так и не пришла в себя.

Мая будто всю дорогу спрашивала меня, почему я решил выполнить эту часть сделки? Что мешало мне оставить умирающую девчонку в аду? Зачем нужно было оказывать ей хоть какую, а помощь?

Я не знал. Я даже не чуял себя хоть сколько-то ей обязанным.

— Так было нужно, — я ответил на очередной немой вопрос пламенной чародейки.

— Кому нужно? Тебе? — недовольство забурлило в ней с новой силой. Ярость вперемешку с какой-то неестественно дикой ненавистью заглушала в Тармаевой всё. Даже любовь ко мне.

Биска лишь присвистнула, я же обернулся, попытавшись прочесть, что же за это время успело измениться в моей девчонке так сильно?

Ей хотелось крови. Список её состояний пополнялся с каждой секундой очередным зарядом дебаффа гнева. Мая тяжело дышала, не ведая, куда выместить накопившуюся в ней злость.

— Наша девочка-факел вот-вот изойдёт на огонь, словно свеча, — поддразнивающее начала за её спиной дьяволица. — Того и гляди — попросту вспыхнет!

— Захлопнись! — Мая резко развернулась. Её глаза угрожающе сверкнули, словно она собиралась продолжать их недавний спор. И так бы оно и случилось, если бы я сызнова решил не вмешаться.

Я громко, что есть сил, свистнул — уверен, спящие в своих кроватках люди мне были крайне благодарны за такое проявление уважения к их сну. Но мне на самом деле было плевать — просто требовалось привлечь внимание девчонок к себе.

Я умиротворяющее выставил перед собой руки, будто говоря, что я здесь лишь случайно, не бейте, лучше обосс… выслушайте. Словно гора, я двинулся на Маю, успев перехватить её руку с заклинанием до того, как она чуть в испуге не одарила меня пламенной затрещиной. Зря я, что ли, ловкость вкачивал?

— Мая, малыш, я тебя не узнаю. Что с тобой?

Шаг, ещё шаг, и вот я уже прижал её к стене массой своего тела. Надавил руками на плечи, после же притянул к себе, словно маленького воробушка. Мая, напряжённая, что струна, в тот же миг обмякла в моих объятиях. Выдохнула с облегчением, будто моя ласка смахнула с её спины тяжёлый груз.

Слёзы побежали по её щекам — совершенно детские, крупные, размером с дробину. У меня получилось успокоить её так в прошлый раз, получилось и сейчас — только теперь уже всё было иначе. Она жалась ко мне, словно дождавшаяся своего хозяина собачонка: наверно, прикажи я ей прыгать, она лишь спросит как высоко.