Майка ничуть не шутила. Мне следовало бы накинуться на нее, повалить наземь, надавать затрещин, но меня самого сковывал ужас. В тихом омуте Майи Тармаевой водились не черти — там ютилась целая свора Владык преисподней. Я обрушил ей руку на плечо, мотнул из стороны в сторону, будто в самом деле верил, что смогу привести таким образом в чувство. Она скинула мою руку, бросив на меня взгляд стеклянных, абсолютно бездушных глаз. Кто я для нее сейчас? Лишь помеха на пути?

Тогда я схватил ее, резко дернув к себе, с размаху влепил затрещину, когда огнем зашлась нога велески. Ночка выла от жуткой боли, нарушая ночную тишину.

— Я скажу! Я все скажу, только не надо! Только не так! Не убивайте! Ее не убивайте!

Иоганн взмолился, словно надеялся умилостивить не в меру разошедшихся на кару богов. Майка, наконец, будто вырвалась из пелены собственной жестокости, смотрела на дело своих рук, будто не зная, что теперь и думать о самой себе.

— Я все расскажу… — заверил меня святочертый, и я кивнул в ответ.

О сегодняшней ночи будут шепотом рассказывать внукам вчерашние дети. Вырванные из собственных кроваток жуткими криками, они смотрели в окно — любопытство жгло их пуще страха, подстегивало, гнало их сон. Заставляло вставать на цыпочки, протискиваясь сквозь увлеченных зрелищем взрослых.

Ведь когда они еще смогут увидеть, как ад разверзся едва ли не на их детской площадке, пожирая и унося в свою ненасытную утробу успевших наделать шороху грешников. Будь я в своем прежнем мире, владельцы газет о тайном и неизведанном дрочили бы, посылая своих журналистов во всех подробностях расспросить качели и задать пару важных вопросов песочнице.

Почему-то захотелось сплюнуть.

Нас узнают, спрашивал я самого себя и не знал точного ответа. Наверняка кто-нибудь из жителей Петербурга, коим мы устроили шумную ночь, на освидетельствовании ткнет в нашу сторону пальцем — и тогда уже не отделаться и не отбиться. Что мы им покажем?

Подобные вопросы, казалось, беспокоили одного лишь меня. Биска, раскрывая ход в свой дом, лишь махнула рукой.

— Простолюдины перекрестятся, плюнут через правое плечо и закупят годовой запас соли, обратив двор в локальный филиал соляной зимы, вот и вся недолга. Думаешь, живчик, они никогда не видели ничего подобного за свою жизнь? Свободные черти любят пошалить и скрыться еще до момента, как прискачут инквизатории.

Сейчас ее больше интересовало совершенно другое: она раскачивала из стороны в сторону трехлитровую банку. Оставалось только диву даваться, каким чудом туда поместился целый Иоганн?

Плотно прижатый к стенкам прозрачного стекла, он недовольно щурил пучеглазую морду. Морщины бежали по толстому, заполненному жиром лбу, крохотные копытца, скрюченные под неестественными углами, могли привести в трепет кого угодно. Дьяволица не спускала глаз со своего бывшего служки — в омуте ее очей плескался весь тот океан проказ, которые она учинит с вновь попавшим в ее власть грешонком.

Едва он согласился говорить, дьяволица вспорола его брюхо копытом. Мерзкие текучие потроха, больше похожие на уличную грязь, вываливались из него, а сам он менялся в размерах, становясь меньше. То, что было громадой Иоганном, стало крохотным до смешного грешонком. Обиженный, голый и рогатый, он пищал, чтобы Биска не давила его — дьяволица же играла с ним, то придавливая, то вновь даруя свободу. Ее копыто закрывало от него небо, обещая быструю смерть. Мне казалось, что она вот-вот переборщит и бедолага попросту лопнет, будто пузырь, разбросав вонючие ошметки своей плоти.

Но дьяволица знала, когда остановиться.

Майка стояла в стороне, не желая слушать ни меня, ни дьяволицу, ни того, что расскажет пойманный нами бес. Больше всего она опасалась смотреть на Ночку — девчонка умирала, и я это знал. Наверняка это знал и Иоганн. Но он говорил. Будто все еще тая надежду, что Майя снизойдет и вылечит ее, хоть как-нибудь.

Здравый же смысл говорил мне, что если велеска и выживет, то руки ей сможет вернуть разве что истинное чудо. Ногу, наверное, все еще можно было спасти, но девчонка вряд ли уже когда-либо сможет бегать.

Я опасался смотреть на Ночку ясночтением, будто заведомо зная, что увижу. Больше того, боялся, что не удержусь, применю свое новое умение и узрю, что велеска состоит из отборной, хорошо прожаренной телятины. Внутренний цензор, строго поправляя шляпу, обещал, что я уже никогда в жизни не смогу спокойно есть мясо. Мне же вспомнилось, что подобные мысли уже посещали голову, но голод сделал свое дело.

Иоганн говорил без устали и заливался соловьем, но я чуял, что информация, которой он владеет, лишь песок, что утекает сквозь пальцы и не оставляет после себя ничего. Отчаянно, будто зашедший в тупик детектив, я искал хоть какую малую зацепку, но та умела хорошо прятаться.

Биска смотрела мне в глаза чуть ли не после каждого его слова, будто спрашивая: «Ну как? Это то, что нам нужно?» И я, покачав головой, давал ей сигнал еще немного поиграть с ее бывшим дружком.

Она была только рада.

После же я незримо давал ей понять, что настал мой черед задавать вопросы. Святочертый хлюпал разбитым носом, прижимал к себе копытца, пучил глазенки и смотрел на меня, как на свой последний шанс. Тактика злого-доброго полицейских хорошо срабатывала в кино и, оказалось, очень даже неплохо работает в реальной жизни.

Но колоться он не хотел. Несмотря на все, я чуял, что поганец прячет в недрах головы пару-тройку тайн, о которых не расскажет никогда и ни при каких обстоятельствах.

Я присел на корточки, склонился над ним, выдохнул, посмотрев в сторону.

Наверное, пришла пора играть немного иначе.

— Ночка тебе кто?

— Что? — Вопрос его одновременно и удивил, и напугал. Майка правильно поняла, что давить в первую очередь стоит на девчонку, чтобы получить, что нам надо. Биска как будто знала об этом с самого начала, но молчала. Уверен, спроси я ее об этом, она лишь пожмет плечами и скажет, что не ее дело рассказывать нам, как и что устроено в преисподней. Да и еще кому! Наглому эксплуататору!

То, что она сама держала в плену своего младшего и слабого собрата, ее нисколечко не смущало. Словно где-то внутри нее был особый перечень особых понятий о свободе.

— Ну девчонка, велес.

Я лишь краем глаза глянул себе за спину. Одно лишь упоминание о ней заставило Майку вздрогнуть. Огненная дочь Тармаевых норовила впасть в какой-то свой, одной ей доступный транс. Я же сделал себе пометку, что неплохо было бы заняться тем, чтобы изучить способности — ее и Биски. Чтобы хотя бы знать, кто и на что способен. До сих пор я давал своим девчонкам полную свободу действий, а если хочу вписаться в эту большую игру с офицерами и подчиненными, надо хоть что-то менять.

— Не трогайте ее!

— Мы ей даже поможем. — Я врал и не краснел. Меня терзали большие сомнения, что там можно было хоть что-то сделать. Но жизнь подчас оказывалась той еще сукой и завсегда была рада напомнить, что чтобы иногда остаться человеком, надо не по-человечески и беспощадно врать. — Это твоя дочь?