— Сейчас вы сказали очень удивительные и верныеслова, — заметил Бернис, — и теперь я бы хотел, чтобы мы дополниливашу чудесную теорию практикой. Посему, восхитительная Жюльетта, позвольтевзглянуть на тот трон сладострастия, который, как вы правильно поняли, будетединственным объектом наших желаний и предметом наших удовольствии. С алтаремОлимпии мы уже давно знакомы, так что прошу вас, мадам, показать вашесокровище.

Оба кардинала приблизились, и я, недолго думая, обнажилаалтарь, на котором им предстояло совершать службу. Я придерживала, подняв догруди, юбки, а они приступили к осмотру, который, как вы догадываетесь,сопровождался непременным сладострастным ритуалом. Альбани был настолько скрупулезенв своих содомистских привычках, что тщательно прикрыл промежность, которую я,наклонившись вперед, могла невзначай показать прелатам. Истинный содомитиспытывает горькое разочарование при виде влагалища. За прикосновениямипоследовали поцелуи, потом щекотание языком. У распутников этой породыжестокость всегда пробуждается испульсами похоти, и нежные ласки скоросменились ударами, щипками, покусываниями, затем неожиданно и грубо в анус мневставили несколько пальцев, и наконец поступило предложение выпороть меня,которое, вероятно, было бы осуществлено незамедлительно, если бы в этот моментне появились мои служанки. Приключение начало принимать серьезный оборот, и япостараюсь описать его в откровенном и, быть может, циничном духе, которыйлучше всего передаст атмосферу того вечера.

Придя, в восторг от двух обольстительных сучек, которых яотдавала в жертву их гнусной похоти, кардиналы сразу приступили к осмотрузадних прелестей Элизы и Раймонды. Олимпия также, с неменьшим жаром, чеммужчины, бросилась ощупывать девичьи ягодицы. Улучив момент, я отвела Аль-банив сторону и обратилась к нему примерно с такими словами:

— Я уверена, святой отец, что вы не думаете, будто я имои несравненные подруги явились сюда удовлетворять все ваши жестокие капризыиз одного благочестия. Пусть вас не обманывает мой роскошный вид: это результатпроституции, которая дает мне средства к существованию. Я отдаюсь только заденьги и цену прошу немалую.

— Мы с Бернисом всегда придерживались того жемнения, — уверил меня кардинал.

— В таком случае можно начинать, но прежде будьтелюбезны назвать сумму, на которую мы можем рассчитывать за наши услуги. А дотех пор вы ничего от нас не получите.

Альбани пошептался со своим коллегой, потом они обавернулись ко мне и заявили, что мне не стоит беспокоиться на этот счет и что мыостанемся довольны.

— Ну, это обещание слишком расплывчато, — прямосказала я. — Мы, все здесь присутствующие, живем своим ремеслом вы,например, иногда едите эти маленькие священные символы, испеченные из ржаноймуки, замешанной на воде, и за это получаете пять или шесть ливров в год, я жеполучаю примерно столько да, оказывая обществу более приятные услуги высоко имценимые. Через несколько минут вы продемонстрируете свою невероятнуюизвращенность, и я, как свидетельница этого кошмара, буду знать вашу тайну исмогу в любой момент скомпрометировать вас. Допустим, вы будете все отрицать ив свою очередь обвинять меня во всех грехах. Но у меня хватит золота наадвокатов, которые разоблачат вас и лишат нынешнего положения. Короче говоря,вы платите каждой из нас по шесть тысяч цехинов, обещаете мне устроитьаудиенцию у папы, и будем считать сделку заключенной, закончим на этом торг, анаши будущие отношения не принесут нам ничего, кроме удовольствия. Мало насвете женщин, которые могут сравниться со мной в распутстве, бесстыдстве ипорочности, а мое необыкновенно извращенное воображение прибавит вашемунаслаждению такое блаженство и такую остроту, каких не изведал ни одинсмертный.

— Однако вы недешево себя оцениваете, прекрасноедитя, — хмыкнул Бернис, — но я не могу отказать в просьбе такомуобольстительному созданию, и вы получите аудиенцию у его святейшества, Кстати,в мои намерения не входит ничего скрывать от вас, и я скажу, что он сам повелелорганизовать нынешний вечер, желая, до того, как сам познакомится с вами,услышать наши впечатления.

— Прекрасно, — оживилась я, — выкладывайтеденьги, и я в вашем распоряжении.

— Как, прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Но если вы получите деньги заранее, а потом вдруг вампридет в голову…

— Я вижу, — прервала я его, всплеснувруками, — вы совершенно не знаете женщин моей национальности. Француженкиискренни, о чем свидетельствует само название[17], и хотястойко держатся, что касается до своих интересов, они не способны нарушитьуговор и отказаться от своего слова, получив деньги.

Альбани переглянулся со своим собратом и молча втолкнул меняв маленькую комнату, где отпер секретер и достал оттуда требуемую сумму вбанковских билетах. Бросив один лишь взгляд в это вместилище сокровищ, язатрепетала от азарта.

«Вот удобный момент, — подумала я. — чтобы стащитьденьги, тем более, что после столь мерзких развлечений, которым эти негодяибудут предаваться в моей компании, они не посмеют преследовать или обвинитьменя».

Прежде чем кардинал успел закрыть секретер, я закатила глазаи повалилась на пол, так искусно разыграв обморок, что испуганный хозяинвыскочил за помощью. Я мигом вскочила на ноги, схватила целую горсть банкнот иза какую-то долю секунды обогатилась на целый миллион. Потом, также быстро,закрыла секретер, будучи уверенной, что из-за суматохи кардинал не вспомнит,закрыл он крышку или нет.

Все это требовало меньше времени, чем я затратила,рассказывая об этом, и когда в комнату влетели Альбани, Олимпия и Бернис, япо-прежнему лежала на полу. При их появлении я открыла глаза, боясь, что онипримутся приводить меня в чувство и обнаружат пухлую пачку, которую я второпяхсунула под юбки.

— Все в порядке, мне уже хорошо, — слабым голосомпроизнесла я, отстраняя их руки. — Моя чрезвычайная чувствительностьиногда приводит к таким конфузам, но теперь мне уже лучше, и через минуту ябуду готова к работе.

Как я и предполагала, Альбани, заметив, что секретер закрыт,решил, что сам запер его, и, ничего не заподозрив, со счастливым видом повелменя в богато убранный салон, где должна была происходить оргия.

Там уже были еще восемь человек, которым предстояло игратьзначительную роль в нынешней мистерии: четверо мальчиков лет пятнадцати, все —настоящие купидоны, и четверо копьеносцев от восемнадцати до двадцати лет,вооруженные поистине устрашающими членами. Таким образом в комнате собралисьдвенадцать человек ради того, чтобы доставить удовольствие двум развратнымотцам церкви, — я говорю двенадцать, потому что Олимпии такжепредназначалась роль скорее жертвы, нежели жрицы, в этом спектакле: служитьэтим господам ее заставляли развращенность, жадность и тщеславие, так что ееположение в данном случае ничем не отличалось от нашего.