Он уснул только в четыре, глядя на круглую яркую луну на фоне неотвратимо светлеющего неба. Проклятый февраль.

Три часа сна плюс гололёд — значит, за руль сегодня нельзя.

Контрастный душ. Комплекс упражнений.

Чтобы взбодриться — чёрный кофе с чёрным перцем на кончике ножа: «секретный рецепт» старшего. Есть не хотелось, но он заставил себя приготовить яичницу с колбасой и бутерброды с сыром.

Он ненавидел вставать рано утром. Особенно по выходным. Но правила есть правила: просыпаться всегда в одно и то же время полезно. Там, правда, было ещё что-то о том, что и засыпать нужно в одно и то же время, но это из области фантастики.

После завтрака и кофе вырубиться прямо за столом уже не тянуло.

Он сходил за телефоном, лежавшим на прикроватной тумбочке, и нашёл номер Валентины Семёновны. Она встаёт рано, так что обычно он начинал выходной с неё.

— Алло, — проскрипел старческий голос, — кто это?

Опять не посмотрела, кто звонит. Предупреждал же, чтоб не брала с незнакомых.

— Здравствуйте, Валентина Семёновна. Это я…

— А, Егорушка! — обрадовалась бабушка, даже голос будто помолодел. — Здравствуй, дорогой мой, здравствуй!

— Я к вам заеду через полчасика?

— Конечно, приезжай.

— Что привезти?

— Да всё есть, касатик. Себя привози, — рассмеялась Валентина Семёновна.

— Хорошо. Скоро буду.

Если «всё есть», значит, соседка вчера сходила в магазин и купила молока, яиц, хлеба и масла. За крупами, мукой, макаронами, чаем и бытовой химией Егор возил Валентину Семёновну сам раз в полтора-два месяца. Старушка почти не выходила из дома, отваживаясь выбираться «в люди» только в компании. Раньше внука, теперь — Егора.

Стоило подумать о Никите, как ежеутреннее тошно превратилось в невыносимо. Чёртов февраль.

Егор быстро собрался и вышел из дома. Любимые чужой бабулей эклеры можно будет купить в кондитерской возле её дома, а пока на остановку. Он быстро зашагал в нужную сторону, мысленно кляня себя за то, что надел куртку, а не пуховик. Совсем отвык от пешей жизни.

Неделю назад ударили морозы, и город за ночь выстывал до ледяного звона. Промёрзшие деревья через одно тонкими узорами накрывали выползшие из-под земли полупрозрачные инейцы: смотрится красиво, но по теплу деревья начнут трескаться и хиреть. Куда только комитет городского хозяйства смотрит?

В душной и одновременно холодной маршрутке пришлось трястись почти сорок минут вместо ожидаемых двадцати пяти: все встречные светофоры, как назло, давали красный. Ладно, торопиться всё равно некуда.

Егор смотрел в окно и думал, что должен справиться. Да, каждый февраль жизнь становилась абсолютно беспросветной, а в этом году — особенно. Но это закономерно.

Потом наступит март, и станет легче.

Всё нормально. Всё почти хорошо. Подумаешь, бессоница.

Подумаешь, сорвался в тот раз на стажёра. Бывает. И так был на взводе из-за Барона: дурной пёс выскочил за ворота и сиганул под машину. Иришка чуть с ума не сошла, когда выбежала за Бароном, а он — весь в крови, в двух метрах от дороги, отброшенный ударом.

Четыре пса у Иришки во дворе, три кошки, а достаётся всегда Барону. Хорошо, что спасли ушастого негодяя: знакомые ветеринары — волшебники.

Он попытался представить идущего на поправку пса в дурацкой послеоперационной попонке.

Но вместо поправляющегося Барона в голове возник укоризненный Кошкин. Макс пару смен после инцидента со стажёром бросал на Егора печальные упрекающие взгляды, а сам стажёр перестал попадаться на глаза и вроде как начал работать с ночными. Ну и пусть. Если за два месяца не нашёл времени и желания обсудить свои перспективы в Б-четыре, значит, не очень-то и хотел.

Собственно, Егор и сам полагал, что они не сработаются. Петров слишком своевольный, слишком самостоятельный: приказов не слушается, самодеятельность разводит. А с такими привычками можно не только самому погибнуть, но и команду погубить.

Хотя в том, что со стажёром, только что видевшим смерть человека, стоило быть помягче, Максим, пожалуй, прав. Но теперь-то что — было и было.

Егор вышел на «Перекрёстке» и, ёжась от холода, поспешил в кондитерскую.

— Пять эклеров, пожалуйста.

— Обычные, фисташковые или шоколадные? — улыбнулась хорошенькая блондинка в голубом форменном платье.

— Обычные.

Валентина Семёновна больше всего любила именно такие.

А вот потом, по пути к Иришке, можно будет шоколадные купить: они с Тёмой всё шоколадное обожают. Хотя через весь город на маршрутке стоит ли? Всё-таки на своей машине несравнимо удобнее.

Егор, не отвечая на улыбку продавщицы, расплатился и забрал коробку с пирожными.

Уже у самого подъезда зазвонил телефон.

Он глянул на экран: Наташа.

— Да, Наташ.

— Егор, привет. Прости, что так рано… И ещё раз прости, мне ужасно стыдно, но у тебя же выходной? Ты же приедешь сегодня?

Кажется, она всхлипнула. Женькина жена… вдова всегда была чувствительной и чуть что готовой расплакаться. Женя считал её эмоциональность ужасно милой и искренне старался жену не расстраивать.

— Да, конечно, Наташ. Как всегда.

— Ты не должен, Егор! Я тебе каждые выходные твержу: ты не должен! То есть сегодня… ой, я такая глупая! Ты прости, — она всё-таки всхлипнула. — Лена заболела, вот и я вся на нервах. И Кир тоже…

— Что-то серьёзное? — перебил насторожившийся Егор.

— Нет! Ну, то есть не по вашей части. Просто болеют: температура, насморк, слабость, голова болит. Кир из садика заразу принёс. Лена плакать начинает, если я хоть на шаг отхожу. Ты можешь нам лекарств купить? Я вчера не всё нашла в соседней аптеке. Ночь не спала: устала, тоже заболею, видимо. Прости, что дёргаю…

— Нормально, Наташ. Я сейчас у Валентины Семёновны, поднимусь к ней — и сразу к вам.

— Да нет, не надо сразу. Старушке поговорить охота, я понимаю. Я так рано позвонила, чтобы всё уточнить. Приезжай, как сможешь, ладно? Прости, что я так…

Где-то рядом с Натальей заплакала дочка.

— Всё нормально. Я приеду.

— Спасибо, Егор, — она отключилась.

Он сунул телефон в карман и позвонил в домофон. Дверь тут же открылась, впуская его в полутёмный сравнительно тёплый подъезд.

Егор поднялся на третий этаж и стукнул в правую дверь.

— А я в окошко смотрю, жду машинку знакомую, а тут ты, — улыбнулась Валентина Семёновна, впуская его в крошечную квартирку, пахнущую выпечкой и чем-то неуловимо домашним, родным.

Обычно эти запахи и компания чужой бабули успокаивали Егора. Но не в феврале. Не в шаге от первой